Шрифт:
Плас-де-Франс — это уже центр Танжера. В этом месте кончается бульвар Пастера, основная артерия европеизированной части города, и начинается Рю-де-ля-Либерте, ведущая в Грант Сокко и Медину. Всего за три минуты пешком можно попасть из ультрасовременного, почти калифорнийского курорта в старый город, напоминающий Багдад времен Гарун-аль-Рашида.
Танжер — неповторимый город.
Огромные, расположившиеся прямо на тротуаре кафе занимают три важнейших угла Плас-де-Франс. В кафе, обслуживающем самых богатых клиентов, подают лучшее в городе бочковое пиво. Рядом целых три чистильщика обуви. Можно спокойно сидеть утром на солнышке, пробегая парижское издание нью-йоркской «Геральд трибюн», а в это время ваши ботинки доведут до зеркального блеска всего за тридцать марокканских франков, что по нынешнему курсу составляет пять центов.
После того как газета прочитана, можно сидеть просто так, потягивая пиво и наблюдая за прохожими.
Танжер, наверное, самый космополитичный город в мире. Кого тут только не встретишь: берберы, рифы и арабы в национальных костюмах, иногда даже сенегальцы с далекого юга. В европейском платье мимо вас проходят японцы и китайцы, индусы и турки, ливанцы и филиппинцы, жители США и латиноамериканцы и, конечно же, европейцы с той и с другой стороны Железного занавеса.
В Танжере найдешь самых бедных и самых богатых мира сего. Первые непременно хотят продать что-нибудь: от шнурков до своих совсем не белоснежных тел, а вторые будут избегать вашего взгляда, боясь, как бы им не всучили какую-нибудь безделушку.
Прогресс не мешает городу сохранять присущие только ему уникальные черты. В нем всегда полно контрабандистов и дельцов черного рынка, скрывающихся от правосудия, международных аферистов, разведчиков и контрразведчиков, гомосексуалистов, нимфоманьяков, алкоголиков, наркоманов, перемещенных лиц, бывших принцев крови и экстремистских элементов всех мастей. Местные законы им почти не помеха.
Как я уже говорил, Танжер — неповторимый город.
Оторвавшись от газеты, я увидел Пола.
— Привет. Что новенького?
Он уселся напротив и огляделся, ища официанта. Все столики оказались заняты, и он, завидев знакомое лицо, решил подсесть без приглашения. Обычное явление в «Кафе-де-Пари». Тут не особенно уединишься.
— Как дела, Руперт? — в свою очередь спросил Пол. — Сколько лет, сколько зим.
Подошел официант, и он заказал кружку пива. Пол был добродушно-веселым невысоким человеком с желтоватым лицом. Помнится, кто-то говорил, что он родом из Ливерпуля и занимается экспортными операциями.
— Что пишут? — поинтересовался он из вежливости.
— Пого и Альберт затевают дуэль, а Лил Абнер собирается петь рок-н-ролл.
В ответ послышалось что-то нечленораздельное.
— О! — воскликнул я, пробегая глазами первую полосу. — Это уже кое-что. Русские опять запустили пилотируемый спутник.
— Да? Большой?
— Больше нашего, американского, в несколько раз.
Пиво, которое принесли Полу, выглядело неплохим, и я тоже заказал кружку.
— А что случилось с теми летающими тарелками? Черт бы их побрал.
— Какими летающими тарелками?
Мимо прошла француженка с пуделем, остриженным так коротко, что казалось, будто его только что побрили. Девушка была одета по последней парижской моде — все при ней. Мы проводили ее взглядом.
— Ты же помнишь, сколько разговоров было несколько лет назад. Жаль, что в то время не было этих проклятых спутников. Они-то уж наверняка заметили бы их.
— Пожалуй, — согласился я.
Мы помолчали, и я подумал, а не вернуться ли к газете, но так, чтобы не вызвать раздражения Пола, которого я не очень хорошо знал, впрочем, в Танжере мало с кем сближаешься. Здесь каждый себе на уме.
Принесли мое пиво и тарелку местного блюда, тапас, на двоих. В «Кафе-де-Пари» тапас — это хрустящий картофель с анчоусами, оливками, а иногда и сыром.
Я решил прервать молчание:
— Как ты думаешь, откуда они?
Он недоуменно посмотрел на меня, и я добавил:
— Летающие тарелки.
Пол усмехнулся:
— С Марса или Венеры или еще откуда-нибудь.
— Угу, — промычал я, — жаль, что ни одна не разбилась. А то еще могли бы сесть на футбольном поле Йельского университета и попросить болельщиков проводить их к президенту клуба или еще какую-нибудь чепуху.
Пол зевнул и недовольно заметил:
— Каждый толкует на свой лад. Какой-то идиотизм. Если они из космоса, пусть покажутся людям.
Я попробовал картофель. Он был поджарен на прогорклом оливковом масле.
— О, тут масса самых разных причин. С ходу я мог бы привести две-три, которые имеют смысл.
Пол, казалось, оживился:
— Какие, к примеру?
— Ну, черт возьми, допустим, что существует представительная галактическая лига цивилизованных планет, но, видишь ли, доступ в нее ограничен, и принимают туда только тех, кто прорвался в космос. Вступайте теперь, пожалуйста. А чтобы следить за нашим развитием, они время от времени посылают на Землю секретные экспедиции.
Пол рассмеялся:
— Я смотрю, мы читаем одну ерунду.
В это время мимо нас продефилировала молодая мавританка в изящно сшитой серой джеллабе, туфлях на высоких каблуках и с розовой шелковой вуалью на лице, настолько прозрачной, что была видна помада на губах. Очень соблазнительная. Могла бы и не закрывать прекрасные черные глаза! Мы долго смотрели ей вслед.
— Или вот другая. Допустим, есть высокоразвитая цивилизация, ну, на Марсе.
— Только не на Марсе. Там нет воздуха и, черт возьми, слишком сухо для жизни.
— Не перебивай, пожалуйста, — сказал я с наигранной строгостью. — Это очень древняя цивилизация и, как только планета стала терять влагу и воздух, она просто-напросто ушла под землю… Использует гидропонику и все такое… экономно расходуя воду и воздух. Разве мы не займемся тем же самым через несколько миллионов лет, если на Земле исчезнут воздух и вода?
— Резонно, — ответил он. — Хорошо. А как быть с инопланетянами?
— Очень просто. Они следили за тем, как человек переживает научный бум, промышленный бум, демографический бум. Бум, понимаешь? Вот-вот человечество создаст космические корабли. Но одновременно оно уже создало водородную бомбу и, судя по тому, как звучат барабаны по обе стороны Железного занавеса, не прочь воспользоваться ею, знай, что выйдет сухим из воды.