Я считаю по 7
Шрифт:
Так началось наше совместное плавание.
Я думаю, что человеку очень важно держать в голове картинки самых разных вещей. Даже неправильные. Тем более что чаще всего они неправильные и есть.
Если бы вы меня увидели, то сказали бы, что моя расовая принадлежность едва ли поддается определению.
Я из тех, кого называют «представителями другой расы».
А мои родители – нет.
Они самые белые люди на свете (и это не преувеличение).
Они белые почти до голубизны. Нет, не из-за проблем с кровообращением; просто у них пигмента маловато.
У моей мамы красивые рыжие волосы и светло-пресветло-голубые глаза, такие светлые, что кажутся серыми. Но на самом деле они не серые.
Мой папа высокий и лысоватый. Он страдает себорейным дерматитом – это значит, что у него кожа все время красная и зудит.
Я подолгу разглядывала воспаленные места и провела кучу исследований, но, конечно, для папы это то еще удовольствие.
Если вы уже составили себе впечатление о нас и теперь воображаете, как мы выглядим вместе, я скажу вам вот что: я ничуть не похожа на своих родителей, и все равно по нас сразу видно, что мы – семья.
По крайней мере, на мой взгляд.
И это – самое главное.
Кроме цифры 7 я обожаю еще две вещи. Болезни. И растения.
Под болезнями я имею в виду человеческие заболевания.
Конечно, я и себя изучаю. Но у меня все болезни всегда протекали в легкой форме и угрозы для жизни не представляли.
Я наблюдаю за мамой и папой и все записываю, но они не очень любят, когда я пытаюсь у них что-нибудь диагностировать.
Регулярно выходить из дому меня заставляет только одно (это если не считать необходимости посещать тюрьму строгого содержания, она же средняя школа, а также не учитывая еженедельных походов в городскую библиотеку): я наблюдаю за заболеваниями в различных слоях населения.
Будь моя воля, я бы по нескольку часов в день сидела в больнице, но медсестры этого почему-то не любят.
Даже если я пристраиваюсь где-нибудь в приемной и делаю вид, что читаю книжку.
Приходится ходить в местный торговый центр – там, к счастью, тоже больных хватает.
Только я там ничего не покупаю.
Я давно уже записываю увиденное в блокнот и делаю карточки для установления правильного диагноза.
Больше всего мне нравятся кожные болезни. Я их фотографирую, но только если больной (и мои папа с мамой) этого не видят.
Интерес номер два: растения.
Мы живем среди растений. Они зеленеют, растут, разбрасывают семена, тянут корни во все стороны.
А мы их даже не замечаем.
Да оглядитесь же вы вокруг, люди.
Растения прекрасны.
Если бы они умели издавать звуки, у каждого был бы свой голос. Но растения молчат, и вместо речи у них – разные цвета, и формы, и размеры, и строение листьев.
Растения не умеют мяукать, лаять или чирикать.
Мы думаем, что у них нет глаз, но они знают, на какой высоте над горизонтом стоит солнце и когда восходит луна. Они не просто чувствуют ветер; они слушаются его и начинают расти в другую сторону.
Не спешите говорить, что я сошла с ума (впрочем, такую вероятность никогда нельзя исключать) – посмотрите сначала в окно.
Вот прямо сейчас.
Надеюсь, что окно у вас выходит не на какую-нибудь парковку и не на стену соседнего дома.
Пусть вы увидите за окном высокое дерево с шелковистой листвой. Заметите, как волнуется под ветром трава на бескрайнем поле. А где-то неподалеку пробиваются сквозь трещину в асфальте сорняки. Растения везде.
Прошу вас, посмотрите на них по-новому. Они – целый мир.
С большой буквы М.
Мой родной городок ничем не отличается от других городов Калифорнийской долины: пустынный климат, ни озерца, ни речки, сушь и страшная жара больше половины дней в году.
Впрочем, я живу здесь всю жизнь, и давно привыкла к тому, что на улице месяц за месяцем держится температура под сорок градусов.
У нас это называется лето.
Однако совершенно очевидно, что, если отбросить жару, условия для выращивания растений у нас идеальные – яркое солнце, плодородная почва, только бы воды добавить.
Я и добавила.
Поэтому там, где у нас перед домом раньше был клочок газона, сейчас высится бамбуковый лес пятнадцати метров в высоту.
Еще у меня есть огород, где круглый год зреют овощи, а рядом с огородом я посадила цитрусовые деревья (апельсиновое, грейпфрутовое и лаймовое).
У меня растет виноград, различные вьющиеся растения, однолетние и многолетние цветы, и есть пятачок с тропическими растениями.
Чтобы узнать меня, нужно узнать мой сад.
Мой сад – мое святилище.
Есть что-то невыразимо печальное в том, что человек не помнит самые-самые первые годы своей жизни.
Мне всегда кажется, что именно там скрыт ключ к ответу на вопрос «Кто я?».
О чем был мой первый страшный сон?
Что я почувствовала, когда сделала самый первый шаг?
Как я поняла, что пришла пора отказаться от подгузников?
От года до трех я помню себя очень смутно, а первые связные воспоминания относятся уже к детскому саду, хотя вот его я как раз старалась позабыть изо всех сил.
Родители сказали, что в детском саду будет очень весело.
Они ошиблись.
Школа, в которой был устроен детский сад, располагалась всего в нескольких кварталах от нашего дома; именно там, в школе, я впервые преступила черту и усомнилась в системе образования.
В тот день миссис Кинг, наша воспитательница, прочла нам детскую книжку с картинками. Книжка несла в себе все недостатки, которыми грешит большинство литературы для дошкольников: повторы, нудные стишки и откровенное перевирание научных фактов.