Я стал героем
Шрифт:
Лицо сэра Уильяма выражало благоговейное изумление.
— Фосдайк, — вымолвил он с глубокой искренностью, — ничего более поразительного об этой войне я еще не слышал. Никогда не связывал имени героя Мартло с… не будем плохо de mortuis. [2]
— Ни разу в жизни он не был так хорош, как с ней прощаясь: он умер, словно упражнялся в смерти, и отшвырнул ценнейшее из благ, как вздорную безделицу. [3]
— В
2
о покойном (лат.) — прим. пер.
3
У. Шекспир, «Макбет», пер. М. Лозинского — прим. пер.
По крайней мере, сэр Уильям быстро оправился от неожиданного удара, нанесенного тем, в чьи обязанности входило оградить его именно от такого потрясения. Фосдайк был сторожевым псом и более никем, и вот пес залаял лишь за секунду до того, как грянул гром.
— Превосходная цитата, сэр, хотя о смерти Мартло ничего не известно доподлинно.
Сэр Уильям поразмыслил.
— Не припомните имени святого, который был отъявленным повесой прежде, чем обрел веру?
— Полагаю, это относится к их подавляющему большинству, — ответил Фосдайк.
— Да, но к одному — особенно. Франциск. Точно, — Рамбольд набрал воздуху в грудь. — Тимоти Мартло, — заговорил он убедительно, — Святой Франциск Великой войны, а эта столовая — его храм. Пойду, пожалуй, в зал. Еще рано, но я перекинусь парой слов с пришедшими. Да, и последнее. Когда Вы упомянули о Мартло, я подумал, Вы собираетесь рассказать о каких-то нежелательных связях. Их нет?
— Его мать. Вдова. Правление, как Вы помните, проголосовало за надбавку к ее пенсии.
— Ах, да. И что она?
— Преисполнена благодарности. Поднимется с Вами на трибуну. Я проследил, чтобы она выглядела… подобающе.
— Примите мои поздравления, Фосдайк, — проявил великодушие сэр Уильям. — Вы блестяще справились. Я в предвкушении приятного вечера, широко освещенного выступления и…
На пороге комнаты возникла Долли Уэйнрайт.
— Позвольте, сэр, — начала она. — А как насчет меня?
Самодовольная напыщенность, принятая в обществе взаимного восхищения, разом слетела с изумленно уставившихся на нарушительницу джентльменов.
На ней был шарф и сшитое из одеяла клетчатое шерстяное пальто, которое она расстегнула под их пристальными взглядами. Под пальто обнаружилось соответствующее обстановке белое платье, при виде которого сэр Уильям неожиданно почувствовал нежность к этому простодушному дитя, случайно проникшему в закрытый мир кулис. Что-то изысканно непорочное в лице Долли обворожило его; он поймал себя на мысли, будто ее платье — чудо, не сшитое из белого шелка, но сотканное из чистого лунного света и украшенное алебастром;
— Как Вы вошли сюда?
Сэр Уильям едва не бросился на защиту девушки от секретарского гнева, однако, услышав дерзкий отклик: «Через дверь!», усомнился в ее ранимости.
— Но внизу стоит вахтер, — продолжал Фосдайк. — Я распорядился!
— А я улыбнулась, — парировала Долли. — Победа за мной.
— Достаточно моего слова… — Фосдайк не закончил.
— Довольно, довольно, — прервал его сэр Уильям. — Чем я могу быть полезен?
Ответ, несмотря на уклончивость, побудил его к дальнейшей переоценке характера посетительницы.
— У меня в зале друзья, — заявила гостья. — Если меня не послушаете, они молчать не станут. Так что попрошу внимания.
— Не угрожайте мне, девочка моя, — беззлобно осадил ее сэр Уильям. — Я всегда готов отозваться на любую законную жалобу, но…
— Законную? — перебила она. — Ну, моя вне закона. Так вот!
— Прошу прощения? — сэр Уильям был озадачен. — Но все-таки, — продолжил он самым отеческим тоном, — не думайте, что я не выслушаю Вас. Выслушаю. Этим вечером меня не занимает ничто, кроме благополучия Колдерсайда.
— О, тогда ладно, — немного виновато отозвалась незнакомка. — Извините, если рассердила вас, но как-то неловко говорить о таком с мужчинами. Только (ах, бессознательная жестокость молодости… или сознательная?) все равно вы оба старые, так что, наверное, можно. Это насчет Тима Мартло.
— А, — поддержал ее сэр Уильям. — Нашего славного героя.
— Да, — объявила Долли. — Отца моего ребенка.
Все мы — воздушные шарики, парящие по жизни средь шипов. Будем же милосердны к сэру Уильяму. Он безмолвно, как подкошенный, рухнул на стул.
Фосдайк оказался лучше готов к нападению.
— Впервые слышу, чтоб Мартло был женат, — вызывающе бросил он.
Долли в негодовании повернулась к нему.
— А сейчас что, услышали? — запротестовала она. — Сказано же — «вне закона». Я не говорю, что мы бы не поженились со временем, но всего за увольнение не успеешь.
Напрашивалось очевидное возражение. Рамбольд и Фосдайк переглянулись, но возможностью не воспользовались. Вместо этого Фосдайк спросил:
— Вы числитесь на предприятии?
— Числилась, сначала на снаряжении, потом на пособии.
— А теперь на большой дороге, — съязвил секретарь.
— Пусть так, — не поддалась Долли. — Столько шума вокруг Тима Мартло. Мне точно причитается.
— Прискорбно, — посетовал сэр Уильям. — Какая грубая корысть. Печально. Сколько Вам лет?
— Двадцать, — не смутилась Долли. — Двадцать лет, на руках ребенок, а имя отца выбито золотыми буквами вон там, в зале. По-моему, надо что-то делать.
— Полагаю, мисс… — заартачился Фосдайк.