Я так тебя ждала
Шрифт:
— Доброе утро, Константин Николаевич, — ответила мне сиделка Лады и отложила в сторону рукоделие.
— Это что — шерсть? — уставился я на моток.
— Да. А что?
— А говорите, что медик, — сказал я. — Двойка вам. Шерсть в хирургическом отделении! Это же рассадник бактерий. Вы с ума сошли? Немедленно убрать и больше не приносить!
Настя убрала в пакет свое рукоделие, опасливо поглядывая на меня.
У Лады не зажил до конца еще шов, она мне хочет новый сепсис организовать?!
— А чем тут еще заниматься? — повела она плечом.
— Книги читайте. Вышивайте
— Э…Хорошо.
Настя вышла, и мы остались с Ладой вдвоем.
— Доброе утро, Лада, — обратил я на себя внимание совершенно безразличной ко всем и к этой сцене, девушке. Она даже головы не повернула, пока я отчитывал Настю. И не поздоровалась со мной в ответ. Сейчас ей пришлось реагировать, раз уж мы тут остались наедине и я на нее смотрел.
Она медленно повернула голову ко мне.
— Здравствуйте, доктор, — сухо ответила она.
— Руку, — сказал я и подставил ей тонометр.
Давление, температура — все было в пределах нормы. А вот пульс… Она явно просто утонула в своих переживаниях и никакие слова пока действия не возымели. Родители навещают ее каждый день, после они она вроде бы немного веселее, но едва она остается со своими мыслями, как снова начинает погружаться в страдания.
— Спина болит? — спросил я.
— Очень…
Ну да, как раз сейчас боли должны стать заметными. Но они будут еще сильнее. Тебе придется пройти ад, девочка. И то, что она будет испытывать такую боль, меня совершенно не радовало, но иного пути у нас с ней нет.
— Это сейчас нормально, — пояснил я. — Тебе с сегодняшнего дня уже начнут лечение спины. Обезболивающее тоже будем давать, но придется потерпеть.
— Ради чего? — тихо спросила она. — Я все равно не встану больше. Моя жизнь разрушена и кончена. Не стоит вам со мной нянькаться, — коротко глянула она на меня. — Я этого не заслуживаю.
— Никто с тобой не нянькается, — ответил я. — И уж прости, но я очень дотошный врач, и своих пациентов лечу так, чтобы был максимально положительный результат. И тебя это не обойдет.
— Я все равно не встану, — повторила она. — Вы мне просто побоялись сказать, что теперь я навсегда останусь овощем в кровати.
Я протянул руку и коснулся ее подбородка. Развернул его к себе.
— Послушай, девочка, ты зачем так рано ставишь на себе крест? — спросил я ее, вглядываясь в голубые глаза, в которых появилась оторопь из-за того, что я снова нарушил ее личное пространство. И нарушил границы врач-пациент… Она почти не дышала, молча смотрела на меня. Какая она трогательная… И красивая. Нельзя пациенткам быть такими красивыми. Не к добру это. Но ни голосом, ни видом я не подал своей странной реакции и мыслей в голове… — Никаким овощем ты не будешь, я тебе не лгал об этом. Ты встанешь, я сделаю для этого все возможное и невозможное, найду лучших врачей для тебя. Только прекрати себя изводить, ты слышишь меня? Ты осталась в этом мире, переживала такую страшную аварию — значит, тебе рано от нас уходить туда, где всем лучше. Не торопись себя заживо хоронить. Твои мышцы не умерли, они способны восстановиться. Это не будет легко и приятно, но ты поправишься и встанешь.
— Д-да… — тихо выдохнула она одними губами.
Я убрал руку и немного отодвинулся.
Еще немного и меня понесет совсем не туда.
Она очень красивая, и даже такая переломаная и несчастная странно на меня действует.
Я смотрел на ее губы.
Нет, такие контакты себе позволять нельзя. Я и так уже много раз себе позволил с ней лишнего.
— Вот и верь мне, — сказал я ей. — И слушайся. Не надо так сильно плакать. Это подрывает твои силы на выздоровление. Каждый раз, когда хочется плакать, помни о том, что шансы на выздоровление у тебя очень высокие, нужно только время на это. И силы. Твое состояние неприятное, но ты тут не одна, за тобой уход хороший, и главное — это временно. Слышишь меня, Лада?
— А зачем вам это надо? — спросила она.
— Что именно?
— Уговаривать меня. Вы же давно вышли за рамки просто моего доктора…
Да, вышел. И умная девочка, конечно, это видит и чувствует. Только объяснения этому у меня нет.
— А на этот вопрос я тебе отвечу после того, как ты станцуешь.
Я встал со своего места и покинул палату, не позволив ей больше задавать мне никаких вопросов.
23
— Тони, загляни ко мне, — набрал я внутренний номер психиатра клиники. — Нужна твоя консультация.
Я, конечно, ее попытался убедить, что все нормально будет, но достичь этого будет непросто. И больно. Очень. Ей…
— Звал, Константин? — заглянул в кабинет психиатр спустя минут пять после моего звонка.
— Да… Проходи, — указал я на свободное место на диване рядом с собой.
Он сел и внимательно смотрел на меня.
— Лада Воронцова, — назвал я имя девушки. — Помнишь такую пациентку?
— Да-да, конечно, — кивнул доктор. — После аварии. Маленькая птичка, которая в одночасье лишилась многого… Помню, помню. Как она? С препаратами ей легче, не правда ли?
— Да, легче, — ответил я задумчиво. — Вы отлично подобрали лекарство. В вопросах психиатрии вам нет равных во всем штате. Да и за его пределами тоже.
— Приятно слышать похвалу от вас, доктор Старков.
— Но мне кажется, что, возможно, их ей недостаточно? — спросил я. — Может быть, что-то еще серьезнее нужно?
— Опять плачет?
— Вчера была истерика, еле успокоили. Кололи снотворное.
— Плохо, — сказал Тони. — Но ничего необычного нет в ее состоянии. Такие срывы еще будут. В стабильное состояние сразу она не придет даже с препаратами.
— То есть, повода волноваться нет, ты считаешь? — почесал я затылок.
— Нет.
— А чего ж она так рыдает горько до сих пор?
— Женщина. Ей больно, — ответил он. — И пока еще будет долго больно. Потеря ребенка для девушки — очень серьезная беда. Да еще и жених оставил… Прямо в этот момент.
— Козлина, — не выдержал я и выругался. — Так она считает, что еще из-за этого он ее бросил. Не смогла, не выносила, не родила.
— Конечно.
— Я и говорю — козлина. Нашел время, урод… Так, это все лирика. В целом состояние соответствует психически здоровой личности?