Я тебе не ровня
Шрифт:
Девушка накинула шушпан* и припустилась на двор к купцу Мамаеву.
Встретили ее по-доброму, а все потому, что младшой сын Федора — Петр, как говорили «убивался» по рыжей Аришке еще с прошлой Пасхи. Мамаевы девкой не то, чтобы довольны были, но породниться с ученым Дорофеевым зазорным не считали, тем паче, что за стариком и деньга водилась кое-какая. А потому и улыбались сладко большуха* Мамаевская и обе ее дочери.
— Аринушка, здравствуй, красавица. Редко заходишь, не радуешь нас, — сладко вещала дородная Мамаева. — Все в делах да в хлопотах? Хорошая хозяюшка.
И то правда. Аринка в работе проворная была — и постряпать, и порукодельничать. А уж кружева какие плела — всем на загляденье. Ни одного похожего рисунка, будто сам Ярило, что косу ее отметил, те завитушки ей нашептывал.
Аришка не стала уж возражать тётке, а поклонилась и ответила так, как надобно, но с вывертом.
— Спасибо на добром слове, Татьяна Васильевна. Невместно по гостям ходить, когда не зовут.
— Да зовут-то чужих, а ты своя совсем, Аринушка, — тётка поняла намёк, но скрыла свое недовольство. — Приходила бы попросту. Вон и Олька с Нюрой рады тебе.
Дочери косили серыми рыбьими глазами в сторону рыжей Аришки, кивали без улыбок и тепла. А как иначе? Если Аринка станет Петровой женой, то им будет невесткой, а с невестками в домах мало кто церемонится. А уже если довелось стать женой младшого, то совсем уж чернавка. Подневольная, считай, баба.
— Приду, спасибочки, — не стала спорить Аришка.
Да и зачем, если вскорости они с дедом снова уедут? И забудутся Мамаевы жена, дочки и сам Мамаев. Вот только конь их запомнится — сивый такой меринок с веселыми глазами.
Любила Аринка коней, да что там, вообще животин любила, и те ей отвечали такой же любовью. Собаки никогда не лаяли на рыжую, кони, всхрапывая, шли сами, и тыкались бархатными губами в шею. Однова было, поехали они с дедом на ярмарку в Зухарево, так там медведя водили по улицам. Тощий мишка с клочковатой шерстью подался к Аришке и взрыднул так зверино и плаксиво. Рыжая потом еще долго поминала деду тот случай, и все просила выкупить мишку у цыган. Жалела сильного зверя за его худобу и несвободу.
— Так ты чего пришла-то, Аринушка?
— Мне бы письмо передать с Федором Антипычем. Деда велел.
— А вон он идет сам. И Петруша с ним.
Петька Мамаев, завидев Арину, насупился и плечи расправил — обижен был ее отказом. А Аринке по боку! Какая уж там любовь, если Петька попытался ее к забору прижать и подол задрать? И ладно бы, если по сговору, так силой… Аринка высмеяла его, давно заметив, что Петька побаивается насмешек, вот парень и хмурился, сердился. Видно, не понравилось, что его — завидного жениха — так отпихнули и обсмеяли.
Аринка отмахнула положенный поклон и обратилась к хозяину.
— Федор Антипыч, деда просил передать. Не откажите, — протянула и послание, и оплату.
Купец кивнул, взял и спросил.
— Здоров ли Михал Афанасич?
— Здоров, благодарствуйте. Просил отправить в Богуново для сотника Медведева.
— Передай деду — сделаю.
Аринка облегченно выдохнула и упорхнула домой, спиной чуя взгляд Петра, но почитая его тем, кого она уж не увидит.
Ошиблась девка. Ответа на письмо ждали дед и внучка почитай месяцев пять, и за это время приходили сваты от Мамаевых, а Михаил Афанасьевич отказал. Петька потом долго упивался кислым вином и старым пивом. Аринка же сторонилась дочек мамаевских и сидела больше в гриднице. Изредка выходила на улицу и смотрела на честной народ, что метался по своим делам, на коней, которые таскали тяжелые санки по грязному снегу.
Аришка любила поболтать, но в городище народ все больше проезжий, а местные ее не принимали. Видно, чуяли, что девка непростая. Обучена и ответить может так, что потом долго надо морщить лоб и думать — о чем это она? Да и рыжая, опять же. Вроде Ярило поцеловал, а все не такая, как все.
Пришлые же, проходя мимо забора, видели симпатичную девчонку, улыбались ей и в ответ получали белозубую улыбку и приятный взгляд ясных глаз. Задерживались у ворот и болтали. Аринка отвечала и радовалась живому слову и людям. Так и прошли деньки до талого снега.
В день, аккурат в середину Великого Поста, Михаил Афанасьевич получил письмо от Медведева. Старый друг приглашал на житье к себе и писал, что рад тому случаю. Вот и начала Арина сборы недолгие — книги по сундукам, скарб и рухлядь по коробам.
— Арина, Фрол Кузьмич пишет, что от реки до Богуново в лесах неспокойно. Тати* шалят. Ты бы припасла наряд-то попроще. Запону найди старую и платом косу прикрой. — Дед волновался.
Михаил Дорофеев путешественником был опытным, а потому перед отъездом положил требу светлым богам и христианскому Богу, заложил в сапог нож, Аринке повесил на шею оберег и они покинули двор.
До Паврени на подводах, а там на ладье, что шла неспешно течением по реке и до самого Богуново. Потом уж пересели со своим немудреным скарбом на телегу, присланную Медведевым, и направились лесом к воеводскому двору. Ехали малым обозом неспешно — старшина, что вел караван, все сторожился, оглядывался. О татях и до него слушок дошел. Боялся он, может через это и беду накликал. Ближе к вечеру, на обоз налетели страшные мужики — бородатые, злые, оружные!
Обозники как умели оборонялись, да куда им до разбойников? Там и бывшие служивые, и лихие.
— Аришка, под телегу! — скомандовал дед. — И сиди там, не вылезай! Если порежут нас, беги в лес. Прячься! Ног не жалей!!
Арину долго уговаривать не пришлось. Заползла под телегу и уж оттуда в полглаза смотрела на кошмарную сшибку. Крики, вопли, кровища. Месиво тел и скрежет коротких ножей. Еще и стрелы вжикали страшно, распарывая воздух, выкашивая людей. Аринка все искала деда, и увидела. Тот прятался за перевернутой подводой и когда надо, чиркал ножом по ногам лиходеев, что оказывались рядом. Те хрипло гаркали и падали. Ученый муж знал, где подрезать пятку, чтобы уж не поднялся человек.