Я тебе не ровня
Шрифт:
— Видала? Теперь вралём ругаться не будешь? — а сам в глаза ей взглянул и потонул совсем.
Любаша обомлела, на него уставилась и…улыбнулась. Боярич аж задохнулся — ить в первый раз улыбку-то на ней видел. Красиво-то как…
— Смахнул? — спросила и стоит, глазами сияет.
— А то не видишь?
— Вижу, — шагнула поближе. — Дём, я гордость смахну, токмо… не знаю как. Привыкла.
— Так и я к чубу привык, Любаша, — качнулся к ней, обнял и к себе прижал. — Обидел тебя, так не сердись. Себя не помнил, опалило меня с того поцелуя. Забыть не могу.
Любаша обняла его в ответ, голову на грудь широкую положила и молвила:
— Вот и не забывай, Дём. А чуб отрасти наново, ладно? Ты с ним красивый очень.
— Отращу, если пообещаешь.
— Что?
— Улыбайся почаще. Красиво.
Так и стояли обнявшись…
Снег той зимой обильно падал, землю крыл белым, с того все и виделось чудом. Грязи, да пыли не видать, одно токмо светлое.
Жаль в жизни так-то нельзя, укрыть все дурное белой холстинкой, да забыть о плохом. Судьба-то по-разному ложится. Кого привечает, кому кукиш бесовский суёт под нос. А когда и так и эдак.
Вон Шумскому с Аришкой повезло! Одарила их жизнь любовью, да счастьем. Деток здоровеньких выделила.
Первенец аккурат в июле появился — Глебом назвали. И такой крепенький вышел — весь в отца. Очи чернявые, кудри вороные, характер сарматский. Ить вырос и стал, как отец, сотником. Уважали его — умный, да сильный.
Вслед за ним дочка в свет пришла, порадовала родителей — Оленька. Глазки светлые, волосики темные. Выросла красавицей, многих парней присушила, а выбрала думного боярина. В Городище поселилась, важной птицей стала.
Потом еще сынок — тот уж с рыжинкой. Мишаней нарекли. Все говорили, что характером-то в дядьку Демьяна пошёл — игреливый. Морем болел, с того должно и стал знатным ладейщиком. Вон ведь как!
А уж под седины Судьба наградила Шумских доченькой-пташкой. Юленька… В мать пошла. Светлая. Так и прожила светло — нашла любовь, будто с мамки жизнь срисовала.
Андрей-то из Савиново городище большое взрастил. Крепость неприступную. Все княжну свою золотую берёг. Эх…
Дед Мишка помер счастливым — сидел с Глебом-внучком на лавке по осени, слушал, как тот по складам читает, уснул и не проснулся. Улыбался во сне-то. Видать, светло ему там было.
Воевода Фрол в бою погиб. Уж старый был, но ушел геройски. Вся сотня почёт оказала! Князь и тот приехал отпевать…
Машутке не так свезло, как Шумским-то. У нее двое детишек ушло из пятерых. Но боярыня боевая — не сдалась. Не согнулась. Выжила.
Дёмка на Любаше-то женился. Ох, вот у кого в дому было весело, так это у них. Детей аж семеро, но и там не без потерь. Тоже двоих Бог прибрал. Дёмка-то воеводой стал опосля отца. Справно сотню свою водил, чубатый.
А жили дружно, молодых лет не забывали, сплотились и выстояли. Судьба судьбой, а и люди кое-как могли ее перекроить, перебодать. Вместе-то проще. Где бедой поделишься, где радостью, вот тебе и отрада.
Токмо любить надо. Беречь своих-то…