Я тебе запрещаю
Шрифт:
Очень хочется пить и я спускаюсь на кухню.
Проходя мимо гостиной, замечаю блики огня. Перевожу взгляд на кресло напротив камина и замечаю там руку на подлокотнике и широко расставленные ноги.
Я не должна заходить. Не должна. Мне надо на кухню.
Но ноги сами переступают порог гостиной. Я иду тихо, аккуратно ступая по мягкому ковру. Подхожу к креслу.
Рустам. В костюме, с ослабленным галстуком. И с закрытыми глазами. Он спит. Рядом с креслом стоит бутылка чего-то коричневого и пустой стакан.
Я
Рука сама тянется к лицу Рустама.
И, вот, когда я уже почти касаюсь его, он вдруг резко открывает глаза и перехватывает мою руку. Берет ее за запястье и заламывает.
— Ой, — само собой вылетает из моего рта.
И я не знаю, к чему это больше относится — к боли или к испугу.
Глава 28. Рустам
Совет директоров выдался на редкость поганым. Почуяв, что акции уходят из-под носа, Маргарита и Артур готовы были оспорить не только завещание Михаила, но и, как мне показалось, придушить Настю. Хорошо, что она уехала домой. Рано ей еще участвовать в корпоративных войнах.
В итоге успокоить Маргариту смогла только Мария Эдуардовна, мать Михаила. Ее Маргарита боялась.
О том, что у нее есть еще и внучка, Мария Эдуардовна узнала уже от меня, незадолго до собрания.
Мать Михаила — строгая женщина, избегающая проявлять свои эмоции на людях. Поэтому она сдержанно отреагировала на эту новость. Но я понял, что ее она заинтересовала, потому что в тот же день ее секретарь попросил прислать все, что у меня есть на Устинову Анастасию Михайловну.
На совете директоров она впервые увидела ее вживую. И это она одернула Маргариту, когда Настя сбежала из комнаты.
Наверное, если бы не она, Маргарита еще долго выносила бы мозг нам всем на совете.
Я морально вымотан. В моей жизни стало слишком много сложностей. Я уже отвык от такого. И все из-за внезапно свалившейся на голову дочери Михаила.
Придя домой, я почти опустошаю бутылку виски и чуть не засыпаю прямо в кресле перед камином.
Но тут вдруг слышу осторожные шаги сзади. Это может быть только Настя. Больше дома никого нет. Но я не двигаюсь, не подаю вида, что слышу ее.
А она подходит совсем близко. Я не вижу, а ощущаю это, вдыхая ее аромат. Я так и не смог забыть его. Он сразу же ударяет мне в нос и мысли начинают путаться.
Но это происходит под воздействием алкоголя! Я в этом уверен. Близость Насти здесь абсолютно ни при чем!
Повисает тишина. Но я нутром чувствую ее взгляд на себе. Приоткрываю один глаз и вижу, что оказываюсь прав. Настя сидит рядом и внимательно рассматривает меня. А потом поднимает руку и подносит к моему лицу.
И тут я не выдерживаю и хватаю ее за руку. Она вскрикивает и испуганно смотрит на меня.
— Что тебе надо? — зло спрашиваю я.
Настя смотрит и молчит. В глаза страх. Она осознает свою вину. Она нарушила границы.
— Зачем ты усложняешь мою жизнь? — спрашиваю я.
— Я… — начинает было она, но я не даю ей договорить. Что бы она не сказала, это не имеет значения.
— Ты. Ты чего добиваешься? Зачем ты сюда пришла?
Я все еще держу ее за руку и выворачиваю ее, заставляя Настю изгибаться всем телом вслед за рукой.
Она начинает хныкать.
— Я просто… — опять пытается что-то пояснить она.
— Ты просто испытываешь меня? Мое терпение? Хочешь узнать, что бывает, когда оно у меня кончается?
— Отпусти меня! — похоже, Настя приходит в себя. — Я тебя не боюсь!
— Ты нарушила установленные правила, — говорю я, глядя ей в глаза и выкручивая руку так, что Настя почти ложится на ковер перед креслом. — Ты невежливо обратилась ко мне.
— Ты — придурок! — хнычет она, пытаясь освободить свою руку.
Бьет меня свободной рукой, крутится и в итоге роняет бутылку с недопитым виски, который выливается на ковер.
Но это все не имеет значения. Она назвала меня придурком! Какая-то девчонка — меня придурком!
— Что ты сказала? — рычу я, сползая с кресла и вставая перед ней на колени.
Все еще можно исправить, если она просто попросит прощения и правильно обратится ко мне. Именно этого я и жду от нее. А она буквально выплевывает мне в лицо:
— Что слышал! Только придурки ведут себя так. Рустам Каримович. Или нет, лучше — дядя Рустам. Ты ведь так хотел, чтобы я тебя называла?! Или я что-то путаю?
Сука!
С ней невозможно общаться нормально.
Но больше всего меня злит, что член, несмотря на мою злость, мгновенно наливается кровью и уже упирается в боксеры. Смотрю на лежащую передо мной Настю и остатками неопьяненного сознания пытаюсь унять желание навалиться на нее. Разодрать майку и шорты. И грубо войти в нее. Наказать. Заставить кричать и изгибаться.
Не знаю, чего во мне сейчас больше: злости или желания.
Упираюсь руками в пол по обе стороны от головы Насти. Смотрю ей прямо в глаза. Во мне все кипит, а она лишь ухмыляется в ответ. Как побороть желание снести эту чертову ухмылку и заставить просить о пощаде?!
— Я тебе в последний раз говорю, — цежу я сквозь зубы, играя желваками. — Веди себя, как мы договаривались. Иначе…
— Что иначе? — перебивает она. — Что ты мне сделаешь? Ты обещал моему отцу! Еще пара лет и ты свалишь из моей жизни навсегда!