Я тебя искал. Я тебя нашла
Шрифт:
Когда по телевизору показывали репортаж о фестивале в Петербурге и триумфальном выступлении Юни, Илья смотрел не на экран, он смотрел на жену, видел, что она почти перестала дышать, слушая репортаж, а потом на секунду прикрыла веки, под которыми прятались слезы.
А когда новости сменил прогноз погоды, Илья подошел, поцеловал Май в макушку и туда же сказал:
– Это была лучшая твоя премьера.
Машины внизу встали в привычную столичную пробку. Сколько времени люди тратят вот так,
И все же… Юня поступил на математический в экономическом вузе. Хотя музыку выбрал окончательно и бесповоротно. Почему? Чувствует свою ответственность перед семьей?
Илья с каждым годом все отчетливее ощущал груз лет и неполадки со здоровьем. Вопрос «кому все передавать, когда настанет время» – не давал покоя.
Он не мог подрезать крылья сыну и тянуть мальчика в семейную корпорацию.
Но и раздать в чужие руки то, что так долго и кропотливо строилось, – тоже не мог.
Наверное, однажды им придется очень серьезно поговорить. Но это позже, не сейчас.
Сейчас Юня должен насладиться своим полетом в полной мере.
Сколько раз ему хотелось спросить: «Ты счастлив, сын?»
Не спрашивал. Не хотел лезть в душу. Илья всегда каким-то внутренним чутьем понимал, что даже у него – отца, есть четкие границы вхождения во внутреннее пространство Юни.
Он почти не ездил к нему, отдавая эту прерогативу Майе. Ей нужнее, ей было просто физически необходимо привезти что-нибудь вкусное, подбросить пару новых идей для концертов, купить модный джемпер.
Илья знал, что квартира сына – сугубо личная территория и лишний раз не заходил на нее, предпочитая приглашать Юню на домашние ужины или встречаться в нейтральном месте, будь то кафе или парк. При непонимании тонкостей особенного мира сына, состоящего из нот и цифр, в Илье было абсолютное понимание того, как этот мир сохранить, не вламываясь в него грубо и непрошено.
Илья Юльевич отвернулся от окна.
Разговор с Юней на тему того, кому и как передавать компанию, отложить можно, а вот работу и грядущее совещание – нет.
«Зал накрывает тончайшая аура любви, сотканная из музыки и танца…»
Дальше читать невозможно.
Аура любви, чтоб ее…
Аура…
Видела, все видела. Читала, смотрела, впитывала.
Овации в Большом. До дыр затерла ролик в сети, потому что там целых тридцать секунд показывали его за роялем.
Фестиваль в Питере – чистейший мазохизм. Больно, так больно, словно тебя заживо разрезают на кусочки, а выключить не получается – все равно смотришь до конца, слушаешь, читаешь. Жадно ищешь новости, знаешь, что после них станет плохо, а все равно ищешь.
Экран напротив Мариинки – музыкант и его муза-балерина. Как чудесно! Нет, правда, чудесно!
Фотосессия, кадры из которой стали прекрасными иллюстрациями к репортажам. У нее заголенные ноги, она лежит на крышке рояля. Он смотрит на нее.
У них роман. Точно роман. Как она на него смотрит! А сама-то – кожа и кости. Ни груди, ни попы.
Обнимать нечего – скелет. Но с симпатичным лицом, чего не отнять – того не отнять.
Тончайшая аура любви…
Все как сговорились, честное слово.
Женечка сегодня с утра до эфира:
– Помнишь, к нам приходили на интервью? Ты только посмотри, что пишут про балет!
– Потом прочитаю, сейчас некогда, что у нас на сегодня по розыгрышам?
– Какая ты сердитая.
А какой прикажете быть?
Где-то там под питерским небом гуляет человек, который умеет разговаривать музыкой. Он внимательный и вежливый со всеми. Столько интервью дал за последний месяц, столько всего наговорил. И совсем не так, как ей, без колючих взглядов и холодной иронии.
У него там все отлично – успех, этуаль, ночное питерское небо.
Это небо в сумерках и почти черный силуэт Петропавловской крепости он выложил в инстаграм.
Вся страница – сплошное небо.
Чем оно тебя прельщает, Илья? Тебя влечет туда – ввысь? К облакам? К солнцу?
А я земная. Так вот случилось. Нет полупрозрачной хрупкости в руках и плечах.
Не муза, не эльф, сижу в студии, разговариваю с радиослушателями. О простом, обыденном.
Что нравится делать в выходные? Какое кино посмотрели последним? Есть ли необычное хобби? А обычное?
А у тебя хобби есть, Илья? Есть, знаю, фотографировать небо.
Я теперь так много про тебя знаю. Спасибо Википедии и музыкальным сайтам.
Да ты настоящий принц – сын Ильи Юльевича Королёва и бывшей первой скрипки Большого театра.
У меня все проще, много проще.
Эфиры, правда, даются все тяжелее и тяжелее. Забиваются новостями о музыкальном фестивале. Но он уже почти закончился. Потом забудется. И станет полегче.
Сентябрь в Москве выдался дождливый. Синоптики обещали бабье лето, но неожиданно прохудилось небо.
Таня после эфира вернулась вся промокшая. Надо менять мотоцикл на машину.
– Я решила брать автокредит, – сказала она брату, который со скорбным выражением лица сидел на диване в компании тетрадей и планшета.
Начался учебный год, и – хочешь не хочешь – приходилось учиться.
– Слушай, кто придумал семинары в сентябре? Еще учеба толком не началась, а на завтра уже контрольную назначили. По двум лекциям!
– А ты на лекциях не был.
– Нет, конечно, мы репетировали. Но зато я их сфотографировал у тех, кто писал!