Я тебя (не) прощаю
Шрифт:
Боже! Неужели уже стартовали? Вижу мелькнувшие вдалеке фары, зажмуриваюсь от страха и произношу про себя единственную молитву, которую знаю.
***
Мандраж нарастает с каждой секундой, меня трясет как припадочную, потому что самое сложное это сидеть здесь и ждать в полной неизвестности. Клянусь, я придушу его собственноручно, если он придет к финишу живым.
От этих мыслей мои нервы натягиваются еще сильнее и начинают трещать, как канаты на тонущем корабле. Грудная клетка вибрирует от страха, а из легких вырываются
Опускаю голову на спинку сидения и молча глотаю слезы. Теряюсь во времени, потому что не сообразила спросить заранее, сколько времени займет гонка. Даже в телефон не заглядываю, потому что это бесполезно.
Внезапно дверь с моей стороны открывается, и я вижу рядом с собой Суворова. Он как скала загораживает собой весь просвет, не давая мне возможности ничего увидеть. Выскакиваю из машины и почти сразу чувствую слабость в коленях. Недалеко от меня стоит Марат. Живой и на первый взгляд невредимый.
А потом мое внимание привлекает яркий свет фар и мигалки. Там на обочине дороги стоит две машины. Одна из них скорая помощь, другая полиция.
Работники скорой помощи грузят кого-то на каталку. Вглядываюсь в темноту и понимаю, что это Осипов. Марат подходит ближе, наклоняется над ним, сгребает в кулак одежду на его груди и рывком приподнимает. Недолго что-то говорит и опускает обратно.
– Что случилось? – спрашиваю Суворова не своим голосом.
– Машина Осипова врезалась в металлическое ограждение, - отвечает абсолютно спокойным голосом.
– Он… он жив?
– Жив, но в тяжелом состоянии. Врачи сказали, что жить будет. Но вот будет ли ходить пока под большим вопросом. Он пытался подрезать Марата, но не справился с управлением и слетел на обочину. А потом его просто выкинуло с трассы.
Может быть это и ужасно, но мне нет никакого дела до Осипова. Я просто сразу примеряю ситуацию на себя, то есть на Марата. А что, если бы он попал в аварию и так пострадал? Я бы с ума сошла, потому что это все случилось из-за меня.
Суворов садится в свою машину, а я делаю еще несколько шагов в сторону Марата. Он сам подходит ко мне и протягивает Мишкин телефон.
– Я все удалил с телефона. Он клянется, что больше этих записей нигде не осталось.
Я никак не реагирую, даже не смотрю на этот проклятый гаджет. Я продолжаю смотреть ему в глаза. Хочу увидеть в них хоть малейшую частичку раскаяния. Но его там нет. Уверена, он сделал бы это снова и снова. Пустил свою жизнь на самотек из-за идиотских требований психически нездорового человека.
Господи! Ну какой же он идиот! До сих пор думает, что меня волнуют эти дурацкие видео. Кем он меня считает вообще? Последней дрянью, которая готова людей на смерть отправить из-за какого-то сомнительного компромата.
Марат ни слова говоря рывком бросает телефон на землю и наступает сверху своим мощным ботинком. Слышу хруст стекла и чувствую, как внутри меня происходит то же самое.
А дальше происходит то, что я ожидала от него меньше всего. Он зарывается ладонью в мои волосы, дергает на себя и впивается в губы жгучим поцелуем. Цепенею от неожиданности, но легкие уже забивает его запахом. Тело реагирует намного быстрее мозга, и помимо воли расслабляется. Оцепенение, сковывавшее меня последние дни, проходит и легкие до конца расплавляются. Если час назад, я с трудом существовала, то теперь могу сделать полноценный вдох и дышать полной грудью.
Несомненно, это оживляет и отрезвляет до такой степени, что я быстро прихожу в себя. Одним движением стряхиваю с плеча его куртку и грубо пихаю прямо в руки.
– Оставь себе, замерзнешь, - пытается снова закутать меня, но я сразу отступаю.
У меня внутри все кипит от злости, бешенства и отчаяния. Да я так сильно еще ни разу в жизни не боялась, как за последний час или даже за последние сутки. Мне не холодно, у меня давно уже такое чувство, что я сгораю в аду заживо. А у него что? Появился повод наброситься на меня с поцелуями? Неужели думает, что его гонки и победа что-то изменят между нами?
Снова делаю шаг навстречу, размахиваюсь, как следует, и бью его по лицу. Ладонь обжигает болью, но я ее почти не чувствую. Он не двигается, даже в лице почти не меняется. Уверена, для него мои удары, как укус комара. Размахиваюсь еще раз и бью по второй щеке. Громко всхлипываю, но тут же прикусываю губу, чтобы не скатиться в истерику. Замахиваюсь двумя руками и начинаю бить кулаками по его накаченной груди. Но даже здесь быстро выдыхаюсь и отступаю.
– Ненавижу, - выкрикиваю с надрывом и срываюсь с места.
Замечаю в толпе Артура и подбегаю к нему.
– Подвезешь до дома?
– Да, конечно, падай, - кивает на свою машину.
Я сажусь на заднее сидение и благодарю Бога за то, что стекла у этой тачки наглухо затонированы. Слезы сразу брызгают из глаз, и я начинаю выть, как раненое животное. Ничего не могу с собой поделать, до дома терпеть не смогу, слишком сильным было напряжение и слишком страшными последние несколько часов. Артур молча ведет машину, ни о чем не спрашивает.
Только у моего подъезда он открывает бардачок и протягивает мне упаковку одноразовых платков.
– Спасибо, - севшим от слез голосом благодарю и выхожу из машины.
– Рита, с тобой все будет в порядке? – останавливает меня с тревогой. Я его понимаю, он наверно такой истерики никогда в жизни не видел. Переживает, чтобы я с собой ничего не сделала?
– Конечно. Я не одна дома, не нагнетай. Мне просто нужно было выплеснуть напряжение, сейчас уже гораздо лучше.
– Если ты завтра не ответишь на мое сообщение, я подниму тревогу, - добавляет с улыбкой и я, вопреки своему состоянию, улыбаюсь ему в ответ.