Я – террорист
Шрифт:
– Шеф, девочке в туалет надо, – сказал я негромко Никитину.
Он огляделся.
– Вон за колесо. Я отвернусь.
– Девочка, как тебя… Иди вниз, за колесо. Любовь Васильевна, идите с девочками. Им веселей будет.
Мы с Никитиным помогли девочкам спуститься. Я сверху, он снизу. Никитин влез в кабину, предупредив Любовь Васильевну:
– Только без сюрпризов!
Девочек не было долго. Показалась машина, катившая к нам от аэропорта. «Жигуль». Девочки и учительница, смущенные, раскрасневшиеся, взлетели по лестнице. Никитин быстро втаскивал
Приехала та же самая женщина, которая вела переговоры с нами в Ростове. Никитин снова, едва она подошла, не дал ей слова сказать, заговорил первым, и опять жестко, даже грубо:
– Я вижу: весь аэропорт спецназом набит! В бой рвутся?! Передайте: пусть дают отбой! Здесь не мальчики, а смертники! Детей мы не тронем, если не будет штурма! – говорил все это Никитин быстро, не давал вставить слова женщине, потом он обернулся к учительнице. – Любовь Васильевна, скажите, обидели мы хоть словом вас или ребят?
– Нет, – качнула головой учительница.
– От вас, только от вас зависит их жизнь и свобода! – вытянул руку, ткнул пальцем в сторону женщины Никитин. – Где деньги? Где ужин?
– Доллары собирают в коммерческих банках. Утром будут.
– А ужин?
– Сейчас будет… Вы на взлетной полосе. Самолеты сесть не могут.
– Быстренько поезжайте к этим генералам-дуболомам, пусть срочно отменят штурм. И мы освободим полосу. Быстро!
– А как вы узнаете, что они отменили? – пролепетала женщина.
– Вы нам скажете! – резко ответил Никитин. – Не будете же вы уничтожать детей. Их жизнь, – указал Никитин большим пальцем себе за плечо, – на вашей совести. Обманете – они погибнут. Вы же не зверь! Идите, если хотите, чтоб мы освободили полосу…
Женщина ушла торопливо к машине. Вернулась к нам быстро, подбежала, запыхавшись. Машина, видимо, по требованию Никитина, всегда останавливалась поодаль.
– Не будет штурма, – выдохнула она.
– Отлично! Садитесь, – протянул ей руку Никитин.
– Зачем? – растерялась она.
– Будем полосу освобождать… Страшно?
Женщина оглянулась назад и решительно шагнула к лестнице. Никитин втянул ее внутрь и закрыл дверь. И сразу вертолет затрясся, загрохотал.
– А вы храбрая! Из КГБ?
– Нет. Я в Министерстве иностранных дел работаю.
– В МИДе? То, что вы не из КГБ, по лицу видно. У тех баб глаза иные. Но при чем МИД?
– Случайность.
– Зовут вас как?
– Инна Дмитриевна.
– Вот, Инна Дмитриевна, смотрите сюда. Видите, большеватенькая сумка, в ней динамит, взрыватель. Стоит повернуть эту штучку, мгновение, и мы кто в раю ангелочком непорочным, кто в аду в котле. Нам-то все равно, мы, террористы, знали, на что идем, а дети при чем?.. Сами сказали: коммерческие банки баксы собирают. Что такое коммерческие банки? Жулье на жулье! Откуда они деньги берут, думаю, вам не надо объяснять. Пусть поделятся малость. «Лимончик» с того, «лимончик» с этого. Они и не заметят, завтра десятком компенсируют. Правительство-банки одна шайка-лейка! – Никитин глянул в иллюминатор, крикнул в кабину. – Вон на тот пятачок, возле сугроба садитесь! – И опять повернулся к женщине. – Инна Дмитриевна, а вы в Иране бывали?
– Нет пока.
– Полетели с нами.
– Надо командировку брать.
– Я вам и командировку и командировочные выпишу, – засмеялся Никитин. Он не забывал подкладывать в рот конфеты.
Вертолет сел, выключил мотор. Слышно было, как винты со свистом рассекают воздух.
– Инна Дмитриевна, передайте генералам, что здесь все спокойно, тихо, никого не тиранят, не насилуют. Все здоровы и ждут освобождения. Объясните им: их генеральские шутки не пройдут!.. И маленькая просьба – конфеты нужны, карамельки. Побеспокойтесь, ладно? Не прощаюсь…
Привезли ужин. Были и кефир, и «Марс» детям. Ели, смеялись: хорошо на дармовщину жрать. Только водитель был хмур, безучастен, молчалив. Пожилой пилот, его звали Виктором Ивановичем, оказался общительным, шутил с детьми, с учительницей. Никитин, хоть и продолжал болтать, но был настороже. Нас было трое, и мужчин трое. Никитин один ходил по салону, а мы с Сучковым держались в стороне, в хвосте вертолета. С нами была сумка с кирпичами и взрывателем.
Ночью дежурили по двое, один спал. Сменялись через два часа. Ночь прошла тихо. Попыток штурма не было. К утру пал холодный туман. В ста метрах ничего не видно.
Сразу вслед за завтраком привезли доллары. Я не ожидал, что десять миллионов это так много. В рублях это всего две пачки пятидесятитысячных бумажек. В одном кармане унести можно. А доллары привезли на электрокаре. Куча мешков! Никитин отогнал водителя от электрокары автоматной очередью, и раз пять ходил за мешками. Нес, кряхтел. Центнера два, не меньше. Как же мы их донесем? Куда же мы с ними денемся? Никитин вскрыл один мешок, вытащил несколько пачек зелененьких и выругался:
– Дуболомы! Не могли сотнями собрать!
Купюры были разные. И сотни, и пятидесятки, и двадцатки, попадались даже десятидолларовые. Считали пачками и то часа два потратили. Боялись просчитаться. Нет, правильно привезли: десять миллионов до единого доллара. Мы набили ими рюкзаки, сумки. Вытерли потные лбы, выдохнули и отпустили девочек. Учительницу и ребят пока оставили. Нужно лететь дальше, в Махачкалу.
Заправили нас без проволочек, но взлетать вертолетчики отказались: в такую погоду не летают. Жизнь дорога. Туман днем рассеялся малость, но все же пелена была довольно плотная. Никитин вскипел, заставил взлететь.
Пилоты правы оказались. Началась такая болтанка, что непонятно было, почему вертолет не рассыпается, держится в воздухе. Земли не было видно, сплошное молоко. А вокруг горы. Вертолетчики матерились, орали на Никитина. Он сдался: давай назад!
Еще день и ночь торчали в Минводах. В вертолете, как в холодильнике. Мы выпустили ребят погреться возле вертолета, погонять консервную банку. Никитин ходил возле вертолета с автоматом, наблюдал за ними.
– Вася, что ты, как сыч, сидишь. Вылезай к ребятам, погрейся!