Я тоже её люблю
Шрифт:
Только киваю, потому что мой язык совсем не ворочается во рту, его будто ужалили пчёлы, он разбух и стал размером с большую котлету.
— Могу я вас попросить провести мне экскурсию? — спрашивает мужчина, оказавшись в опасной близости от меня.
А ещё я не заметила, когда успела слинять Ленка, поэтому стою сейчас перед Егором Антоновичем совсем одна и не знаю, куда спрятать залившееся краской лицо.
— Да, конечно, — отвечаю немного позже, чем надо.
Мы бродим по залу, останавливаясь возле каждого фотоснимка. Егор Антонович
— Эм-м… — сжимаю пальцы, пряча руки за спиной, когда экскурсию приходит к финишу и я понятия не имею, о чём ещё можно говорить с преподавателем: — надеюсь, вам понравилось. И вы не жалеете о бездарно потраченном часе вашей жизни.
— Уже прошёл час? Я и не заметил даже, — улыбнувшись, Егор Антонович поглядывает на циферблат наручных часов и переключает внимание на меня: — Юленька, мне всё очень понравилось. Я рад, что оказался здесь. Спасибо за приглашение.
— Правда? — быстро хлопая ресницами, заглядываю в голубые, как лазурная гладь, глаза.
— Да, — улыбается он и вдруг говорит: — я тоже когда-то увлекался фотографией, поэтому фотовыставка принесла мне массу удовольствия. Прекрасная работа. Я вас поздравляю, так понимаю, с дебютом?
— Можно сказать, и так да. А вы тоже были фотографом?
— Ну почему был? Фотография — любимое хобби, просто наука нагло ворует время и на хобби почти ничего не остаётся.
— А что вы снимаете? А на какой фотоаппарат?
Я забрасываю Егора Антоновича вопросами и не замечаю, как за беседой пролетает ещё один час.
— Очень красивое место. Я бы вас пригласил туда поснимать вместе и запечатлеть рассвет, например, — говорит Егор Антонович, обескураживая своим предложением. — Когда-нибудь снимали рассвет?
Качаю головой как китайский болванчик, уже зная точно, что скоро буду фотографировать рассвет и не с кем-нибудь, а с мужчиной, от взгляда которого моё сердце стучит словно трактор.
Глава 6
Юлия
Из коридора доносится шум. В спальне распахивается настежь дверь и, ударившись о стену, впускает в комнату приглушённый свет.
— Я же говорила, она спит, — взволнованно тараторит мама.
Размашистые шаги приближаются к кровати, а я сжимаю пальцами простыню, стараясь выровнять дыхание. Подо мной пружинит матрас. На спину опускается горячая ладонь и ведёт по ней вверх-вниз.
Начинаю шевелиться, делая вид, что просыпаюсь.
Обернувшись через плечо, смотрю на нависающей силуэт мужа. И мысленно возношу славу всевышнему за то, что помиловал меня грешную. Появись Тагир на двадцать минут раньше, мне бы не удалось так легко отделаться, как сейчас.
— Тагир? А что ты здесь делаешь? — удивляюсь я.
— Приехал за тобой. Одевайся, милая, поедем домой.
— Но я уже легла спать, — пытаюсь возразить, но муж прикладывает к моим губам палец и качает головой, мол, всё это не имеет значения.
Со словами: "Я подожду тебя в гостиной", — муж выходит из спальни.
На смену Тагира приходит мама. Включив ночник и присев на кровать, она наблюдает за моими сборами, возмущённая ситуацией.
— Юль, что происходит? Где ты была и почему Тагир приехал за тобой посреди ночи?
— Тише, мама, — шикаю на мать. — Я потом тебе всё объясню. Спасибо, что помогла мне.
— Ах, дочь… — вздохнув, зарывается лицом в ладонях. — Это я во всём виновата. Из-за меня у тебя сломанная жизнь.
— Ничего она и не сломана, не говори так.
— Да как не говорить, если это правда? Думаешь, я ничего не вижу, не понимаю? Ты так и не смогла полюбить своего мужа.
— Разве любовь — это главное в браке? — ухмыляюсь и сосредотачиваю взгляд на платье, которое надеваю через голову: — поможешь застегнуть молнию, мам?
Мама поднимается с кровати и медленной поступью приближается ко мне. Собрав волосы на моём затылке, откидывает их на одно плечо, чтобы не мешали застёгивать молнию.
— Я расскажу всё отцу и будь что будет, — говорит мама и моё сердце пропускает удар.
— Ты не сделаешь этого, мам! — строго чеканю я.
— Сделаю. Я должна была это сделать с самого начала.
Резко повернувшись к матери лицом, беру её за руки чуть выше локтей.
— Послушай, мам. Всё в прошлом, понятно? Ты ничего не изменишь и даже не думай! Папа он… не перенесёт этого. Мама, пожалуйста, оставь всё как есть. Я справлюсь.
— Но ты не любишь Тагира!
— И что? — глотаю смешок, хотя на сердце вскрывается затянувшаяся рана и начинает кровоточить.
— Ты должна была стать женой другого. Я помню, дочь, как у тебя тогда светились глаза, какой ты была влюблённой! Такая счастливая рядом с Егором…
— Тише, мама, — шикаю на мать и киваю на дверь. — Забудь обо всём и больше никогда не произноси этого имени вслух. Его не было в моей жизни. Никогда не было, понятно?
Опустив печальный взгляд, мама молча соглашается с моими доводами. Мы поступили правильно, сделали так, как было лучше. И нечего копаться в прошлом, воспоминания о котором вызывают в груди тупую боль.
Пусть всё пройдёт.
Пусть не болит.
Я не хочу ни о чём жалеть, иначе так можно поехать с катушек.
Есть только одна надежда: однажды наступит тот день, когда Тагиру надоест моя ненависть. Он сломается. И отпустит меня. Насовсем!
***
Пока Тагир сосредоточенно следит за дорогой, крепко обхватывая руль обеими руками, я утыкаюсь взглядом в окно. Всматриваюсь в городской пейзаж — ночью он особенно прекрасен, потому что всё вокруг светится разноцветными огоньками, от взгляда на которых у меня поднимается настроение.