Я у тебя есть
Шрифт:
Насыпав в миску муки и снова всё тщательно перемешав, я отставила полученную смесь немножко настояться, за это время маленькие комочки муки разойдутся, да и я успею выпить кофе.
Кофе он для меня как наркотик, без него не могу нормально начать день, мне нужен скорее даже не вкус, а процесс. Пока пьёшь кофе, есть немного времени собраться, набросать план действий и сосредоточиться. Но сейчас растягивать удовольствие было не с руки, солнце неотвратимо поднималось всё выше, грозя с минуты на минуту разбудить Славика.
Блины я закончила жарить буквально за пять минут до того, как меня из комнаты позвал сын. Я не успела помыть посуду и прибраться, но главное, успела приготовить
– М-м-м-м, как вкусно пахнет, – потянул носом сын, как только мы выбрались за пределы его комнаты.
– Я старалась, хотела тебя порадовать.
– У тебя получилось, мне очень сильно захотелось есть.
– Но сначала умоешься и почистишь зубки, без этого никак.
– Да знаю я, – недовольно буркнул Славик.
Он, как и все, наверное, дети, не любил гигиенические процедуры, не видел в них смысла и пользы, лишь только трату такого нужного и ценного времени. Но дети на то они и дети – быстро расстраиваются и так же быстро отходят. На кухню он въезжал уже с вновь горящим взглядом, мечущимся по столам в поисках вкусняшек.
– Тебе как обычно с вишнёвым джемом?
– Да! Почему ты спрашиваешь?
– А вдруг ты изменил свои предпочтения и захочешь блинчики с варёной сгущёнкой, так же как любил твой папа.
– Нет, мам, я всё ещё предпочитаю джем.
– Хорошо-хорошо, вот твой джем и блинчики, – улыбнулась я, торопливо выставляя на стол угощение.
Блинов мы осилили только половину, вторая часть сиротливо лежала на узорчатой тарелке, молча умоляя доесть её до конца. Желудок хоть и резиновый, но всему есть предел.
– Мам, мы сегодня пойдем гулять? – спросил после завтрака Славик.
– Пойдем, но после обеда. Тебе нужно позаниматься, а то и так отстал от программы, а мне не мешало бы приготовить обед, не будем же мы целый день сегодня блинами питаться.
– Я бы питался, мне нравится, – заявил мне сын.
– Охотно верю, но делать так не правильно, еда должна быть разнообразной.
– Кто сказал?
– Учёные! Или ты хочешь с ними поспорить?
– Нет, пожалуй, я лучше поеду заниматься, чтобы до обеда успеть.
– Договорились, если что – зови.
– Хорошо, мама.
Сын уехал из кухни, а я принялась мыть посуду, попутно решая, что же приготовить на обед.
Так незаметно и быстро пролетели три дня, на завтра у меня назначено несколько собеседований с предполагаемыми сиделками. Предстоит выбрать из них самую подходящую, тяжело отдавать сына в чужие руки, он ведь такой беспомощный, его легко обидеть. Вариантов у меня нет, работать нужно, это понимает даже Славик, он без единого упрека воспринял новость о необходимости сиделки, а я нервничаю и переживаю, не в силах принять для себя окончательное решение и успокоиться.
На табло электронных часов зелёные цифры показывали 23.55, скоро полночь, а я ещё не могу заснуть, ворочаясь с бока на бок. И грустно, и трудно, и чего-то не хватает…
Глава 4
Раздавалось пение птиц, не назойливое, а тихое и мелодичное, будто связка серебряных колокольчиков, звенящая на ветру. Похоже, я вчера забыла задернуть не только шторы, но и закрыть окно. Лучи солнца настойчиво светили в закрытые глаза, стараясь проникнуть под защиту век. Открывать глаза и просыпаться не хотелось, я помнила, какой сегодня день, от этого становилось лишь тоскливее и редкие крохи желания вставать пропадали, не успев укорениться. Но и заснуть заново мне не удавалось. Придется всё же вставать, решила я, сладко потянувшись. Неожиданно под своими руками я ощутила не привычную гладкость постельного белья, а ворсистую поверхность. Резко открыла глаза и не поверила. Надо мной шелестела листва, и голубело высокое небо. Я несколько раз открыла – закрыла глаза, но картинка не поменялась, я никак не могла выйти из этого странного сна. Думаете это не сон? Тогда что? Нельзя же в трезвом уме и здравой памяти уснуть в своей кровати, а проснуться в лесу? Я думаю, что нет.
Что ж, если это сон и мне пока не удаётся из него вырваться, то почему бы не осмотреться. Я поднялась и с удивлением поняла, что на мне надето то самое черное платье, в котором я несколько дней назад гуляла по парку со Славиком, на ногах мягкие туфли и больше ничего. Я огляделась кругом, но кроме пятачка примятой, собственно, мною же травы ничего не обнаружилось.
Я внимательнее вгляделась в пейзаж. Это был точно лес, по этому поводу у меня не оставалось ни малейших сомнений. Но явно необычный лес, нет, тут трава не была синего цвета, и деревья росли вполне знакомых видов, бросалась в глаза его правильность до безобразия. Кроны идеальной формы, будто подстрижены неведомым садовником, веточка к веточке, листик к листику. В реальной природе такого не бывает. Трава короткая, мягкая, над ней возвышаются цветы, разноцветными лентами клумб выливающиеся в красивый узор. Можно подумать, что я попала даже не в лес, а в чей-то ухоженный сад.
Я мягко ступала по зелёному ковру, аккуратно обходя цветочные дорожки. Не то чтобы я боялась испортить чью-то собственность, на самом деле мне было жалко ломать такую красоту. Я шла не торопясь, рассматривая на своем пути дубовую рощу, нежно шелестевшую своими, хорошо узнаваемой формы, листиками. Птицы продолжали петь, разглядывая в свою очередь меня своими блестящими круглыми глазками. Я задалась вопросом, которым не так давно интересовался Славик, думают ли птицы. В эту секунду мне показалось, что вместе с порывом ветра по лесу, будто гигантский выдох, пронеслось:
– Да-а-а-а-а-а, – и через мгновение всё стихло, ветер легонько щекотал поверхность листьев, а птицы звенели своими серебряными голосами.
Я помотала головой отгоняя наваждение и не найдя ни малейшего подтверждения тому, что мне всё это не показалось, двинулась дальше, заприметив впереди огромный дуб. Ствол его был широк и необъятен, ветки начинали расти высоко от земли и тянулись к самому солнцу, желая коснуться его края. Он был очень стар и огромен, но, не смотря на это, его ствол был ровным и гладким, в кроне не просматривалось ни одной сухой или повреждённой веточки. Одним словом он был идеальным, таким же, как и всё остальное кругом. Но он выделялся своим размером и величием, его определенно можно назвать королем среди подданных. Он меня привлекал, притягивал, подспудно я хотела найти в нём хоть один изъян, даже малейшую неровность, за которую мой мозг мог бы зацепиться. Но обходя ствол дерева по кругу, я всё больше понимала, что моя идея совершенно бестолкова, пока за очередным поворотом не увидела инвалидную коляску.
– Славик! – вскричала я.
Это точно его коляска, я знаю её вдоль и поперёк вплоть до малейшей царапинки и скола. Сын не отзывался, я в панике подбежала к коляске, ощупывая её руками и взглядом. Крови на ней и новых повреждений не было, так же как и сына. Наверно это активизировались и воплотились страхи, одолевающие мое подсознание на фоне необходимости выбрать няню. Скорее всего, его в моем сне и не должно быть, – думала я, в то время как глаза рыскали меж кустов и деревьев, а руки намертво вцепились в ручки коляски. Я неосознанно не желала отпускать то единственное, что накрепко связывало меня со знакомым и привычным реальным миром. Так вместе с коляской я и пошла дальше, еще окончательно не потеряв надежду найти Славика.