Я убит подо Ржевом
Шрифт:
– Совсем пигалица ещё, – пронеслась у генерала мысль.
Это было уже черезчур, сюрреализм происходящего ни в какие рамки, ни в какие понятия уложить было нельзя.
…Генерал потерял сознание….
Очнулся он уже на передовой.
Рядом были его сержанты, а в руках у него был автомат без магазина.… Прямо на генеральскую форму на него напялили красноармейскую гимнастерку.
– Ну что, генерал, сходишь с нами в атаку в пять ноль-ноль утра, и всё увидишь своими глазами, - сказал Кокин. – А то вы там в своих штабах, совсем забыли про нас, про солдат, как мы тут живем…
– И как мы тут умираем, – добавил Дубовиков.
– Знаю я как тяжело сейчас солдатам, – начал оправдываться
– Я вот вспоминаю, что у нас на гражданке то же самое было, – вдруг совсем не к месту перебил его Кокин. – Наш председатель, тоже всё время наказами партии прикрывался, мол, нужно нашему родному государству помочь... А в 38-м его посадили, и не за политику совсем, а за обыкновенное воровство…
– А ещё у нас тракторист один был, - начал вспоминать Дубовиков, - так вот он трактористом стал, потому что это почёт. В начальники, из-за тупости его, ему путь заказан был, так он в трактористы и пошел.… Какие-то курсы закончил… Ему его трактор нужен был, чтобы в нём сидеть, и чтобы все это видели.… Красоваться любил, одним словом…
– Ну не скажи, - не согласился с ним Кокин, – за бутылочку в лес сгонять за сеном он был совсем и не против, или огород опять же распахать кому-то. За толику, совсем и не малую, тут он никогда не отказывался.
– За бутылочку да, – согласился Дубовиков. – С председателем они дружили, так что до поры до времени ему всё сходило с рук. И на работе своей, поэтому, не очень то, он и старался. За трактором совсем не следил, вечно он у него в ремонте был… Вечно либо масла недольёт, либо гайки у него сами раскрутятся…
– А я так думаю, не можешь управлять трактором, не лезь, – высказал своё мнение Дубовиков. – Не хочешь следить за трактором, не лезь им управлять, не хочешь думать, как он завтра будет работать, не лезь, если он для тебя, лишь средство наживы, не лезь…
– Его кстати тоже посадили, вслед за председателем, – невесело усмехнулся Кокин. – Движок у него в тракторе сломался, его вредителем и объявили...
Загромыхала наша артиллерия и разговор прекратился сам собой.
13 августа
Из архивных источников:
«В течение 13.08.42 г. дивизия сводным батальоном в составе 170-180 человек, это всё что осталось от дивизии, при поддержке всей огневой системы дивизии трижды атаковала противника, закрепившегося в деревне Полунино.
В 5°°, 1315 и 16°° и к исходу дня сводный батальон овладел траншеей, находящейся в 20-40 м от северо-западной окраины Полунино, а все свои огневые средства отвели на прежний рубеж. Противник, по-прежнему, оказывает сильное огневое сопротивление, занимая укрепленный узел Полунино, Галахово, Тимофеево».
В пять утра загромыхала артиллерия дивизии, и после того как она стихла, все пошли в атаку. После работы артиллерии на передовой заметно посветлело, и генералу стало понятно, куда надо наступать. Как они очутились на передовой за час с небольшим, он подумать не успел. Разведчики пристегнули магазин с патронами к его ППШ, и погнали его впереди себя. За то, что он, вместо того чтобы бежать и кричать «Ура», пытался объяснить, что он не простой пехотинец, а командир дивизии, и всех расстреляет за самоуправство, генерал несколько раз «получил в зубы» и успокоился. Спасти его было некому, поскольку никто из сводного батальона в лицо его не знал,… да и шумно было… и вообще не до него было.
– Ты сейчас не о том
– И при этом ещё остаться живым, – добавил Кокин уже на бегу.
«Сто метров» это километры слева и справа, вперед и назад, и они представляли собой не столичный проспект, а сплошную дорогу смерти, на которой вместо фонарей яркие вспышки разрывов и рои трассирующих пуль. В окрестных деревнях разрушено было всё, не осталось ни одного строения вообще, ни целого, ни частично разрушенного, лишь кое-где ещё виднелись остовы труб от печей. Теперь, так любимый всеми, деревенский пейзаж напоминал лунный. Сплошные воронки-кратеры вокруг, между которыми тянулись рыжие полосы глины, вывернутой из земли гусеницами танков. Разбитых танков, одиночных и в группах, было так много, что это напоминало танковое кладбище. А всё остальное пространство между воронками и танками было заполнено стреляными гильзами, неразорвавшимися снарядами, обрывками бинтов, брошенным и сломанным оружием.… И повсюду: в воронках, около танков, прямо на голой земле лежали трупы и трупы, или точнее просто останки бойцов.… В самых разных позах… в тех, которых их настигла смерть.
Для организма генерала состояние «плохо», в последнее время стало нормой, но увиденное добавило свою весомую лепту.… А тут ещё и наступать надо! А как тут наступать?
Глава 6. ВЗГЛЯД С ТОЙ СТОРОНЫ (Из воспоминаний немцев)
«Русская пехота атакует густыми толпами (по 500, 1000 и более человек), но речь не идёт об эшелонах – это дикое месиво. Они орут своё дикое "УРА!", но уничтожаются хорошо организованным миномётным и пулемётным огнём. Танки, пытаясь атаковать уступами, медленно пробираются через воронки и рвы. Лишенные поддержки пехоты, не обладающие радиосвязью и оснащенные очень плохой оптикой, они попадают под огонь противотанковой и зенитной артиллерии. Немногие прорвавшиеся становятся жертвами бойцов из групп борьбы с танками»
«…Потери русских ужасны. Одних танков 10 августа возле Полунина сожжено и подбито 25 (в том числе три КВ-1 и восемь Т-34)».
«…Перебежчики говорят об огромных потерях, о кучах трупов, устилающих окрестности. Пополнение, которое получают русские, состоит из необученных, необстрелянных мальчишек и из вялых стариков. Солдаты находятся в состоянии глубокой апатии. Управление очень плохое. Полевые командиры погибли. Большое начальство никак не показывает своего существования. Судя по характеру атак, всё это похоже на правду».
«Уже тогда многим было ясно, что красные генералы, ничуть не задумываясь, гнали своих солдат в массовые лобовые атаки на хорошо укрепленные немецкие позиции.....
А дивизионные и полковые командиры, бывало без всяких размышлений, использовали своих пехотинцев в качестве минных тралов…. и нисколько не утруждая себя тактическими изысками, атаковали прямо по минам, атаковали прямо на пулеметы, перед которыми стояли проволочные заграждения в четыре ряда…. днём и ночью, утром и вечером, в дождь и жару. Импровизировали лишь немногие расчеты, экипажи, отделения или даже отдельные солдаты и очень немногие офицеры низшего звена. Именно они представляли собой наиболее серьезную опасность на поле боя. Их боевой опыт зачастую некому было перенимать, да и сами они, как правило, вскоре погибали или получали ранения».