Я - ведьма!
Шрифт:
Я пожала плечами. Что ж, заявление вполне в Линдином духе.
— Слушай, ты прости меня за вчерашнее… ну, за то, что я не подал тебе руку на вокзале.
— Проехали, — поспешно отмахнулась я. — Мы ведь договорились: правила приличия на Феоленте…
— Да какие, к черту, правила! — почти рассерженно прервал он меня. И от удивления я снова обернулась. — Без всяких правил, обе мои руки в твоем распоряжении. Просто потому, что ты мне нравишься.
Пораженная, я смотрела на него. Мы были в двух шагах друг от друга. Его скривленное резкой гримасой лицо выражало что угодно, но только не дружеские чувства. И это было неприятно. Он сверлил меня глазами, как изголодавшийся — бутерброд.
— А вот и оладушки…
Линда вплыла на террасу с подносом в руках. Я сразу почувствовала облегчение.
— Саша, ты верно сильно проголодался?
— Да, по-моему, он очень голодный, — виновато согласилась я, будто задержавшийся завтрак и впрямь мог объяснить его всплеск эмоций в мой адрес.
Шурик уселся к столу с видом пай-мальчика. Я смотрела, как невеста, грациозно держа в руках прозрачный кувшин, наливает жениху ярко-желтый апельсиновый сок из свежевыжатых фруктов. До чего же она хороша! Тонкая, словно соломинка в коктейле, с хрупкими запястьями, льняными волосами и лицом суровой готической мадонны. Сегодня на Линде был новый купальник: бирюзовый в нежных цветах, подвязанный легкой шифоновой юбкой той же расцветки (я видела их в Киеве в витрине магазина). И я с радостью заметила, что при одном взгляде на нее, наставницу, идеал, принцессу крови, взгляд жениха вновь обрел рабскую покорность.
Линда взыскательно поглядела на меня.
— Маша, ты совершенно безалаберно питаешься.
Я извинительно улыбнулась — слава богу, они снова заняты друг другом! — и, привычно застеснявшись сравнения с Леди Совершенство, пошла ощипывать свои несовершенные ноги.
— Машенька, давай ручку, — засуетился Шурик. — И ты, Линда, тоже…
Нет, не нравится мне все это!
В тот день мы провалялись на пляже до обеда. Хотя, пожалуй, определение «валяться» не подходило ни к кому из нас. Я мгновенно нырнула в море и понеслась к горизонту. Ноги, искусанные щипками пинцета, сразу стали легкими, гибкими, невесомыми. Проплыв сквозь Скалу-кольцо, я видела перед собой только безмерное синее пространство и ощущала себя им — сильной, независимой, свободной. А развернувшись к берегу — обреченной. Меня всегда поражало: почему плыть туда так легко, а обратно — трудно? И это совершенно не зависит от расстояния, на которое ты заплываешь.
К тому же, дав обратный ход, я заметила, что мне навстречу опять гребет неугомонный Шурик.
— Ты точно не тонешь? — задал он свой любимый вопрос.
У него просто какой-то комплекс спасателя, как у собаки-водолаза!
К Линде слово «валяться» и подавно не подходило. Аккуратно подкрашенная, чистая, строгая, она сидела под зонтом в белой широкополой шляпе. Не девушка — обложка журнала, рекламирующего модели летнего сезона. Только там манекенщицы никогда не забывают втягивать живот, безупречно держат спину и так изысканно расставляют ноги. Их прически не съезжают набок, а грим не плывет от жары. Понятно — на то они и картинки! Но Линда была такой на самом деле…
Сегодня она захватила с собой маленький золотистый фотоаппарат и непрерывно отщелкивала нас с Шуриком. И это смущало меня. Она фотографировала нас совсем не так, как обычно снимают веселые компании на пляже — со смехом, улюлюканьем, требованием принять потешные позы, забраться друг другу на плечи… Так сосредоточенно и неумолимо можно было запечатлевать разве что казнь, с намерением сохранить для потомков свидетельство этого страшного преступления. И я чувствовала себя преступницей без всяких на то оснований.
— Маша, хочешь, половим крабов?
— Да.
Щелчок фотоаппарата.
Мы выискивали бассейны между камней и караулили крохотных морских монстриков, ловя и тут же отпуская их на волю за полной ненадобностью.
— Маша, а хочешь, поплывем к скале, насобираем мидий к обеду? Я быстро смотаюсь за маской…
— Хочу…
Еще щелчок.
Нет, пожалуй, основания были.
Я говорила «хочу», потому что мне было неудобно отказывать Шурику, подпрыгивающему от нетерпения в преддверии всех этих нехитрых мальчишеских развлечений. Но, главное — я говорила «хочу», потому что хотела ловить крабов, хотела мидий, хотела беспроблемно развлекаться, радуясь приморской жизни, чувствуя себя веселым беззаботным животным, отбросившим хвост цивилизации и выслеживающим свой подножный корм.
Щелчок, щелчок, щелчок!
Но я видела и другое — ситуация изменилась. И Линда сидела на своем камне, как идол, которому оказывают обязательный ритуал почтения, тут же забывая о нем. Шурик апеллировал лишь ко мне. Я старалась успокоить свою совесть: он просто знает, что его невеста не станет скакать по камням и нырять под скалы, вот и зовет меня в компанию. Но знала: вру.
Я помнила, как он глядел сквозь меня еще вчера утром — мне было с чем сравнивать. И достаточно хорошо знала мужчин, чтобы понять: Шурик исполняет передо мной вечный брачный танец самца, демонстрирующего самке, какой он классный и распрекрасный. И его поведение, еще не выходившее за рамки приличия, было уже неприличным по отношению к Линде. Мое, поскольку я не пресекала его, — ничуть не лучше. И волшебное действие Феолента вряд ли может служить нам оправданием.
Но пресечь — означало признать, что он ведет себя недопустимо. Кольнуть подруге глаза: «Твой жених — ловелас, держи его в узде!» А она держала себя столь отрешенно, спокойно, так ровно улыбалась нам своими идеальными зубами…
Щелчок.
Почему она ни разу не попросила нас сфотографировать ее?
— Линда, давай я тебя щелкну!
Она согласилась без всякого энтузиазма.
— А теперь вас вместе с Шуриком.
Массивный жених обнял свою тонкокостную невесту — так собаки исполняют приказание «к ноге!» — и улыбнулся мне во весь рот.
— Смотри в кадр! — обозлилась я.
Щелк.
— Линда, я не поплыву за мидиями, лучше посижу с тобой. Хорошо?
— Зачем? Вдвоем вы больше наловите. Давай… Мне тоже хочется мидий.
Но в то же время меня не покидало странное ощущение, что Линда наблюдает за нами, провоцирует нас своим бездействием, толкая друг к другу…
И это тревожное подозрение усилилось еще больше, когда после обеда из мидий подруга внезапно заявила, что собирается поехать в Севастополь проявить и напечатать пленку, и наотрез отказалась брать нас с собой.
Идти на пляж вдвоем с Шуриком я целомудренно отказалась. Он совращал меня как мог, сотрясая морским ружьем, обещая научить нырять «по-настоящему» и подначивая:
— Уверен, из тебя получится классный морской волк!
Сделав каменное выражение лица, я заявила: «У меня ужасно болит голова», — и ушла в спальню, громко клацнув замком изнутри. Открыв окно с видом на улицу (окна спальни Шурика и Линды выходили на море), я вылезла во двор, обошла дом и затаилась в кустах. Вскоре незадачливый жених продефилировал мимо, понурый и заметно сдувшийся. Дождавшись, пока он отойдет на безопасное расстояние, я умостилась на террасе, где без помех предалась угрызениям совести.