Я вернусь через тысячу лет
Шрифт:
– Нас два года только к этому и готовили, – возразил я. – Мы вроде умеем все, что должен уметь человек во враждебной природе.
– Враждебной там будет не только природа. – Бруно печально усмехнулся. – Разве ты забыл о том сожженном острове?
– Конечно, нет! – ответил я. – О нем никто не забывает. Просто о нем бесполезно говорить.
Эту тайну планеты Рита наши астронавты так и не разгадали. Они только обнаружили ее и привезли с собой на Землю.
На дикой планете, населенной людьми, не знающими ни металла, ни колеса, ни земледелия, был обнаружен большой,
Наши астронавты не спускались на остров, потому что радиоактивность его почвы очень велика. Но специальными зондами были взяты образцы пепла.
И он был исследован в лаборатории космического корабля “Урал”.
К сожалению, пепел рассказал немногое. Стало ясно, что взрыв на острове произошел за триста восемьдесят лет до появления “Урала” возле Риты. Взрыв был вызван неизвестным на Земле естественным изотопом урана, обладающим чрезвычайно стойкой радиоактивностью.
Потому-то, даже спустя сотни лет, на острове так и не появились ни животные, ни птицы. Одна лишь трава приспособилась к высокому уровню радиации.
Очень многие сделали из этого вывод, что на Рите, как и на Земле, такого естественного изотопа урана нет. Иначе животный мир Риты приспособился бы к нему.
Почему произошел тот страшный взрыв – неизвестно. Это так и осталось тайной далекой планеты.
На Земле высказывались десятки различных гипотез о причинах взрыва. Но все они остались лишь гипотезами. Чтобы проверить любую из них – надо лететь на Риту.
Конечно, мы полетим туда не ради того, чтобы проверять гипотезы.
Однако и загадочным островом нам придется заняться. Хотя бы уже для того, чтобы не было больше сожженных островов.
– А ты не связываешь тот остров с людьми? – спросил Бруно.
Я пожал плечами:
– Слыхал и такую гипотезу.
– Чужую и я слыхал... – Бруно усмехнулся. – А своя у тебя есть?
– Не люблю заниматься бессмысленным. Ведь на Земле все равно ничего не докажешь.
– Это не так уж бессмысленно. Разумная догадка позволяет к чему-то подготовиться... А нас наверняка ждут не только враждебная природа и не только атомные неожиданности...
– Ты имеешь в виду враждебность аборигенов, старина? – спросил подошедший к нам Али.
– И не только аборигенов, – ответил Бруно. – Я имею в виду еще и нас самих.
– Ха-ха-ха! – Али смеялся громко, в полный голос. – Уж не думаешь ли ты, что мы способны рубить друг другу головы?
– До этой гениальной идеи я как-то еще не дошел! – Бруно улыбнулся широко, открыто. – Но и такой идиллии, как в “Малахите”, не будет. Мы не раз будем рычать друг на друга, старина!
– Я рычать не буду! – Али сказал это, гордо подняв голову. – Я не лев! Я человек! Я художник!
– Я тоже не собираюсь рычать! Но меня могут заставить.
– Кто?
– Не “кто”, а “что”. Обстоятельства!
– Обстоятельства создаем мы! – Али сжал кулак. – Они у нас вот где! Обстоятельства будут зависеть от нас!
– Я неплохо изучал старуху-историю, – Бруно снова улыбнулся. На этот раз – снисходительно. – Так, как думаешь ты, Али, думали многие, кто начинал большое дело. А потом обстоятельства выходили из-под контроля. У них есть такое грустное свойство – выходить из-под контроля. И люди делали не то, что хотелось, а то, что диктовали обстоятельства.
Али прищурился.
– Если так думаешь – зачем летишь?
– Риска хочу! – откровенно признался Бруно. – На Земле негде стало рисковать. Почти все безопасно. А рисковать на спутниках Урана ради килограмма европия – не хочется, мелко. Рисковать – так по-крупному!
– Это как-то не так... – Али задумался. – Отдает авантюризмом.
– Ничуть! – Бруно возразил очень спокойно. По-моему, он вовсе не обиделся. – Каждый мужчина должен рисковать в молодости. Если он не хочет рисковать, он болен. В старину это сглаживалось армией – военная служба была сплошным риском. А когда не стало армии – посмотри, кто осваивал Солнечную систему! Разве старики? И ты чувствуешь то же, что и я. Поэтому летишь! Просто ты над этим не задумывался.
“Удивительно! – мелькнуло у меня. – После гибели отца мама говорила почти то же самое!”
– Если хочешь познать самого себя – говори с Бруно! – громко и нарочито высокопарно произнес Али. – Давай завтра говорить весь день! Я хочу познать себя! Сто тысяч лет человек не может себя познать. Я буду первый!
– Мальчики! Мы ждем вас. Обед на столе. Из дверей столовой выглянула румяная, “беленькая” Аня, жена Али.
Обед, видно, давно уже ждал нас.
– Идемте! – Али махнул рукой. – Когда зовут жены – сопротивление бесполезно!
10. На Третьей Космической
...Я не хочу улетать! То есть я даже хотел бы – только не навсегда. Кажется, все тело мое протестует против этого “навсегда”.
Уже десять дней мы живем на Третьей Космической. Еще четыре дня карантина – и посадка. Еще четыре дня – и громадная голубая Земля наша начнет удаляться, исчезать и исчезнет для нас.
Пока она здесь, рядом. Каких-нибудь дня два в космическом лифте или два часа в ракете – и можно ходить по сибирской земле, дышать острым, холодным таежным воздухом, лепить снежки горячими руками... Пока что мы дома.
Еще можно сказать два слова, всего два слова – “не хочу” – и тебя немедленно отправят на Землю, и никто не упрекнет, и можно будет вернуться домой или улететь в Африку, Антарктиду, на стройки Австралии – куда угодно. Земля велика, и дела на ней много.
Всего два слова...
Но я не скажу их.
В дни карантина мы мало занимались – только по утрам нам читали лекции о самых последних достижениях техники и различных наук. Так сказать – давали сливки.
Часами мы торчали в зале стерео, где с обеда до вечера шли самые новые фильмы мира. Во всех наших холлах лежали на столах громадные альбомы старинных репродукций. Кажется, все лучшее из крупнейших музеев планеты было собрано здесь. А никто из нас не мог похвастаться тем, что побывал во всех музеях. И поэтому многие старались наверстывать на прощание – часами листали альбомы.