Я все еще влюблен
Шрифт:
— Но мы-то с тобой не имеем на это права. Мы обречены любой ценой идти вперед.
— Да, наша судьба в этом, — снова вздохнул. Энгельс глубоко и спокойно.
Маркс погостил у Энгельса на Джерси лишь три дня. Они гуляли по острову, собирали позднюю переспелую лесную малину, выходили к каким-то очаровательным маленьким бухтам, любовались длинной туманной полосой французского берега, спорили о том, что видится вдали на севере — остров Гернси или остров Сарк… Но главное — они все время обогащали друг друга наблюдениями, мыслями, сомнениями о том, что происходит сейчас за пределами ста семнадцати квадратных
Энгельс понимал, как полезно было бы Карлу с его больной печенью, с ревматическими коликами в пояснице, с так часто воспаляющимися от переутомления глазами пожить и побездельничать на этом благословенном острове, подышать его вольным воздухом, послушать тишину лугов и рокот моря, погреться на солнце. Ведь в Лондоне уже глубокая осень, дожди, туманы, слякоть… Все это прекрасно понимал, конечно, и сам Маркс. Но на уговоры друга остаться хотя бы еще на несколько дней он отвечал решительным отказом. В холодном, слякотном Лондоне его ждала начатая в августе рукопись, в которой он подведет итоги своим пятнадцатилетним экономическим наблюдениям и размышлениям. Вся работа будет состоять из шести книг. Он назовет ее «К критике политической экономии». Он изложит здесь наиболее существенные черты теории прибавочной стоимости, теории денег, вопроса обращения капитала. В сущности, это будет выработкой основных положений новой политической экономии. Это надо сделать именно сейчас, чтобы в преддверии потопа вскрыть перед публикой самую основу вещей.
Он знал, что будет работать чуть не каждый день до четырех часов утра, что будет безумно уставать, что обострятся все давние недуги, и все-таки он рвался в Лондон. Он знал, что там тотчас забудет и сияние солнца, и запах лугов, и вкус малины, а будет слышать лишь одно — нарастающий грохот потопа.
Глава пятая
ПРОВАЛ НА ЭКЗАМЕНЕ
— Деньги, деньги, деньги… — удрученно повторяла Женни, глядя на несколько пенсов, лежавших на столе. «Хорошо, что деньги, — вздохнув, подумала она, — это такой предмет, изучать который можно, не имея его перед глазами, иначе Карл никогда бы не сделал своих открытий, не написал бы своих книг».
Это была правда: долгие годы ее муж изучает социальную суть, природу, роль денег — и долгие годы он и его семья жестоко страдают от безденежья. Закончив первый выпуск своей работы «К критике политической экономии», Маркс даже не мог отправить рукопись с нетерпением ждавшему ее издателю Дункеру — было не на что. Пришлось просить у Энгельса денег, необходимых для почтовой страховки и пересылки рукописи. Маркс при этом воскликнул: «Вряд ли приходилось кому-нибудь писать о деньгах при таком отсутствии денег! Большинство авторов по этому вопросу состояло в лучших отношениях с объектом своих исследований».
Казалось, Маркс и его семья повидали уже все гримасы, на какие только способны бедность и нищета. Женни помнила долгие дни и даже недели, когда семья кормилась лишь хлебом и картошкой; когда не было нескольких пенсов, чтобы купить газеты и бумагу, необходимые для работы Карла; случалось и так, что вся семья вместе со служанкой Еленой болела, но из-за отсутствия денег нельзя было ни позвать врача, ни приобрести лекарства. Выли, наконец, те страшные пасхальные дни 1852 года, когда умерла Франциска, — при рождении для нее не на что было купить колыбель, а через год, когда она умерла, в доме не оказалось денег даже на гроб… И
Маркс не стыдился своей бедности, точнее сказать, он не скрывал ее перед своими друзьями, единомышленниками, перед людьми, близкими ему по духу. Перед ними у него нередко доставало сил даже пошутить на сей счет. Женни вспомнила, как Карл иронизировал в одном письме к Энгельсу: «Вот неделя, как я достиг того приятного пункта, когда из-за отсутствия унесенных в ломбард сюртуков я не выхожу больше из дома и из-за отсутствия кредита не могу больше есть мяса». Женни помнила и о том, как, отправляя несколько позже американским друзьям свои «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», Карл счел возможным в сопроводительном письме заметить: «Вы лучше оцените юмор брошюры, если учтете, что за отсутствием штанов и обуви автор ее находится как бы под домашним арестом, а семья его каждую минуту рисковала и рискует очутиться в полной нищете».
Но это, конечно, не значило, что Маркс смирился с бедностью и уже не противился ей, что она не угнетала его. Как глава большой семьи, как любящий муж и отец, он делал все, чтобы вырваться из цепких лап нужды. Женни видела это и знала, естественно, лучше других. В ту пору, когда семья два месяца пробавлялась исключительно ломбардом, Маркс признавался Энгельсу, прося его помощи: «Уверяю тебя, что я лучше дал бы себе отсечь большие пальцы, чем писать тебе это письмо. Это может, прямо довести до отчаяния — мысль, что полжизни находишься в зависимости от других».
Однако Марксу было далеко не безразлично, каким способом обеспечить себе достаток.
Когда перед окончанием университета Бруно Бауэр, бывший тогда ему другом, советовал ему ради места доцента философии и успеха академической карьеры подольститься к министру просвещения Эйххорну, — Маркс не пошел на это.
Когда вскоре после женитьбы ему предложили через советника Эссера, старого друга тогда уже покойного отца, работу в правительственной газете, что могло обеспечить блестящую карьеру — то была первая попытка правительства обезвредить опасного противника, — Маркс брезгливо отверг предложение. Женни с гордостью вспомнила, что она тогда поддержала его в этом.
Когда после революции 1848 года была закрыта «Новая Рейнская газета» и Маркс с семьей вынужден был из Кёльна снова уехать на чужбину — в Париж — и оказался там с малыми детьми без всяких средств к жизни, друзья, оставшиеся на родине, собрали денег и послали их изгнаннику. Но при этом один из них действовал недостаточно деликатно — сделал положение Маркса, по словам очевидца, «предметом обсуждения во всех пивных». Узнав об этом, Маркс сказал: «Я предпочитаю жесточайшую нужду публичному попрошайничеству». Женни прекрасно помнила и это.
Она помнила и то, что Карл не раз повторял: «несмотря ни на какие препятствия, я буду идти к своей цели и не позволю буржуазному обществу превратить себя в машину для выделки денег». Она знала, что это не только слова — это девиз, которому Карл неукоснительно следует. Но будто в отместку за такую твердость, нищета строила его семье все новые и новые гримасы — это только казалось, что их запас у нее иссяк. В новогоднем письме Энгельсу Маркс посылал будущий год ко всем чертям, если он будет похож на старый. Однако этот год оказался еще хуже предыдущего. Пожалуй, он самый трудный из всех.