Я вспоминаю...
Шрифт:
Помнится, я был доволен сценой в лагере варваров, которую, мне казалось, я написал довольно реалистично, хотя и в несколько фантастичной манере a la Куросава, что должно было вызывать представление о далеком тринадцатом столетии. Мне припомнилась эта сцена, когда я снимал «Сатирикон», хотя там действие происходит совсем в другое время.
Актер, игравший в той сцене священника, спустя пятнадцать лет снялся в роли детектива, похожего на духовника, в фильме «Джульетта и духи».
Я никогда не любил писать сценарии на темы, предлагаемые другими литераторами, хотя, признаюсь, из-за этого упустил много хороших сюжетов. Мне с лихвой хватало собственных замыслов. Думаю, я использовал свои идеи не только потому, что они мне казались привлекательнее чужих (хотя людям это свойственно), но и потому, что был убежден: их мне удастся лучше воплотить.
Я хорошо помню решающий момент в моей карьере, во всей моей жизни. Росселлини работал в небольшой темной комнате, внимательно вглядываясь в мувиолу [15] . Он не слышал, как я вошел. Его напряжение достигло такой степени, что он жил в фильме.
Звук был отключен. Кинообразы молча возникали на экране. Как прекрасно, подумал я, видеть свой фильм без звука, когда все сводится к изобразительному ряду.
Росселлини почувствовал мое присутствие и, не говоря ни; слова, кивком подозвал меня, приглашая приблизиться и разделить с ним эти минуты. Думаю, что это был как раз тот момент, который определил всю мою дальнейшую жизнь.
15
Звукомонтажный аппарат
Глава 7. Гусь и режиссер
После Второй мировой войны я решил зарабатывать на жизнь писательством, а Джульетта работала актрисой на радио и в театре. Сценариями в то время нельзя было много заработать, так что приходилось крутиться. Я писал не только для Росселлини, но и для Пьетро Джерми и Альберто Латтуады [16] , с которым меня познакомил Альдо Фабрици.
Туллио Пинелли тоже работал для Латтуады, но мы никогда не встречались, хотя знали о существовании друг друга. Однажды, увидев его у газетного киоска, я сказал, подражая Тарзану: «Ты Пинелли — я Феллини», правда, при этом не бил себя в грудь. Он был старше меня и опытнее, но мы с ним поладили и часто говорили о своих замыслах. Помнится, я рассказывал ему историю человека, умевшего летать, вроде как в «Путешествии Дж. Масторна» — этот замысел не давал мне покоя всю мою творческую жизнь.
16
Латтуада, Альберто (раз. 1914) — итальянский режиссер, кинокритик
Первая картина, на которой я работал вместе с Латтуадой, была «Преступление Джованни Эпископо» [17] . Мне кажется, кое-что из того, что написал я, появилось на экране, но полностью я не уверен. Латтуаде понравилось то, что я сделал, и он предложил продолжить сотрудничество. И даже подарил мне идею. Из нее вырос фильм «Без жалости» — первая картина, где снялась Джульетта. Она тогда не была звездой, однако получила за эту роль «Серебряную ленту» в Венеции.
17
Фильм А. Латтуады (1947) по Г. Д'Аннунцио
Джульетта и я подружились с Латтуадой и его женой Карлой Дель Поджио, известной итальянской актрисой. «Великолепных Эмберсонов» [18] я смотрел вместе с Латтуадой. Фильм меня потряс, хотя тогда я не догадывался, что видел только часть его. Теперь я понимаю, что чувствовал Уэллс, когда его картину так искромсали. Со мной подобное тоже много раз случалось.
Латтуада хотел основать собственную производственную компанию, куда пригласил и нас с Джульеттой. Мы стремились освободиться от продюсеров, и теперь у нас появился такой шанс. Так был создан «Капитолиум фильм». Нашей первой (и последней) картиной стали «Огни варьете». В ее создании принимал участие Пинелли, а также Эннио Флайяно, которого я знал по «Марку Аврелию». Так было положено начало важному сотрудничеству.
18
Фильм (1942, по Б. Таркингтону) американского режиссера Орсона Уэллса (1915–1985)
Предполагалось, что в «Огнях варьете» я выступлю не только в роли сценариста: Латтуада предложил мне сотрудничество и в режиссуре. Это был великодушный жест со стороны такого известного кинорежиссера, как он, хотя я чувствовал, что заслужил это право. Меня много раз спрашивали, кто на самом деле режиссер этого фильма. Как считать, чей это фильм? Его или мой? Латтуада считает его своим, а я — своим. И мы оба правы. И оба им гордимся.
Сценарий был в основном написан мною. В него вошли многие мои наблюдения и мысли об итальянском варьете. Я всегда любил этот театр, любил провинциальных артистов. Мне также поручили подбор актеров и репетиции. У Латтуады был большой опыт по части кинопостановок и режиссуры, и тут главным был он. Латтуада всегда все планировал заранее. А я нет. Я больше полагаюсь на спонтанность в работе. Но, несмотря на разницу наших темпераментов, думаю, мы с ним сняли хороший фильм, хотя никто из нас так и не пошел его смотреть.
Мне очень симпатичны персонажи «Огней варьете»: ведь они хотят быть эстрадными актерами. Уровень сам по себе неважен. Я чувствую внутреннюю связь с каждым, у кого есть желание устроить представление. Актеры из маленькой труппы мечтают о славе, но у них нет для этого возможностей. Это символизирует дрессированный гусь. Он играет свою роль от души. Персонажи были похожи на нас — создателей фильма. Мы считали, что у нас есть художественные способности. И они тоже так считали. Но наши деловые качества оказались не лучше, чем их. Мы потеряли все. Латтуада вложил в компанию больше денег, чем мы, он и потерял больше. Однако для нас с Джульеттой потеря оказалась более значительной: мы вообще не могли позволить себе что-либо терять.
Я приступил к съемкам «Белого шейха» с большим волнением, хотя теперь, по прошествии времени, работа над ним представляется мне относительно спокойной в сравнении с тем, с чем пришлось столкнуться при постановках следующих картин. Но тогда я еще не знал, что готовит мне будущее. Никогда не был силен в качестве предсказателя. Я и в текущем-то моменте не всегда хорошо разбираюсь.
После «Огней варьете» я уже не сомневался, что могу самостоятельно снять фильм от начала до конца, но пока не принял на себя всю полноту ответственности, я не понимал, что в таких случаях чувствуешь. Пока я готовился, это был ментальный процесс, но когда пошла настоящая работа, я почувствовал это нутром. Я с трудом засыпал и несколько раз просыпался посреди ночи. По мере приближения съемок я совсем перестал спать. Есть я стал больше, но радости еда больше не доставляла.
Я чувствовал себя одиноким. Теперь вся полнота ответственности была на мне; ситуация в корне отличалась от той, когда я был одним из сценаристов или разделял ответственность с другим режиссером. А что, если я провалюсь? И подведу верящих мне людей?
Нельзя было допустить, чтобы остальные знали, что я не верю в себя. Я должен быть лидером — непогрешимым или почти непогрешимым — тогда они смогут следовать за мною. Разве можно, чтобы люди, принимавшие участие в создании ((Белого шейха», подозревали, что верят тому, кто сам не верит в себя? Ни с кем, даже с Джульеттой, я не мог поделиться своими сомнениями, хотя от нее мне не удавалось полностью Скрыть свою нервозность. Когда я уходил из дома в первый день съемок, она, стоя в дверях, поцеловала меня на прощанье. И это был не обычный символический поцелуй, нет, такой пылкий поцелуй дарят, когда провожают на опасное дело, не зная, вернешься ли ты оттуда.
Мне казалось, что я на фронте и вот-вот начнется решающая битва с врагом. Куда мне податься, если я проиграю? Придется уехать из Рима. А для меня это было смерти подобно. Меня охватила паника. Казалось, я лечу в пропасть.
Помимо неизбежных трудностей, связанных с постановкой первого фильма, я настоял на том, чтобы роль Белого шейха играл Альберто Сорди, а Леопольдо Триесте — жениха. Сорди считали характерным актером без того обаяния, которое влечет зрителей в кинотеатр, а Триесте вообще был писателем, так что публика не знала его совсем. Тогда никому и в голову не могло прийти, что Сорди станет звездой. Остальные актеры, в том числе и Джульетта, тоже считались не «кассовыми», но я проявил твердость и настоял на их участии, несмотря на весьма шаткое собственное положение. Я должен был делать то, во что верил. Так я поступал и впредь.