Я вспоминаю...
Шрифт:
Я хотел вставить эту виньетку в один из фильмов, но потом отказался от своей затеи: ведь продюсеры всегда требуют объяснений. От чего умерла женщина? Что случилось потом? О чем мужчина и женщина на самом деле спорили? Когда на все эти вопросы был дан ответ и других не последовало, мне стало скучно.
Даже когда нет съемок, мне все равно нравится ездить в «Чинечитта». Чтобы проснулось вдохновение, я должен побыть один в этой особой атмосфере.
И еще мне нужно быть в постоянном контакте с моими эмоциональными воспоминаниями.
Для меня важно иметь еще один офис, кроме того,
Вдохновению предшествуют записи и рисунки. Эта перв ступень начинается с появления куска картона, на который наклеиваю лица, фотографии лиц, чтобы они подхлестнули мое воображение.
Сначала лица. Стоит им оказаться на доске картона, как каждое взывает «Я здесь!», стремясь привлечь мое внимание и оттеснить других. Я ищу свой фильм, и это первая важная часть ритуала. У меня нет беспокойства: ведь я здесь, и я знаю, что фильм будет. В дверь постучат. Замысел — это дверь во внутренний двор.
Вспоминая дни, проведенные перед экраном «Фульгора», я понимаю, что меня очаровывали не только фильмы, но и афиши у кинотеатра. Иногда на них были замечательные рисунки, которые я старательно копировал, и портреты американских звезд. Были на них и кадры из фильмов, и рекламные снимки актеров. Особенно привлекали меня фотографии. Я всматривался в лица актеров и придумывал сюжеты, в которых они могли бы блистать. Из моей фантазии рождался фильм, в котором играл, к примеру, Гари Купер. Думаю, в том юном возрасте я, сам не понимая, что делаю, упражнялся в кастинге.
В детстве, мастеря кукол, я приделывал к каждой по две или даже по три головы — иногда с разными лицами, иногда с одинаковыми, но с разным выражением или с разными носами. Лица и тогда уже были очень важны для меня.
Когда я работаю над фильмом, меня, можно сказать, осаждает множество идей, совсем не относящихся к делу. Если бы они касались того фильма, который находится в работе, это было бы естественно, но все эти мучающие меня идеи совсем о других сюжетах. Они отнимают у меня время и внимание, мешают сосредоточиться на основном. Это особая энергия — творческая; она выпущена на свободу, а дух творчества не знает дисциплины.
И в жизни, и в кинорежиссуре важно сохранять чистоту помыслов. Коготок увяз — всей птичке пропасть.
Важно, чтобы вы были открыты жизни. Если это так, перед вами открываются безграничные возможности. Одинаково важно сохранять чистоту и оптимизм, особенно, когда это нелегко.
Удивителен взгляд у некоторых собак. Сколько в нем чистоты! Сколько искренности! Собака не понимает, как можно Неискренне вилять хвостом. Сколько благоговения! Она восхищается нами: мы такие большие и, похоже, понимаем, что делаем. Я мог бы позавидовать подобной открытости, если бы она не влекла за собой зависимости. Вот почему я не мог бы быть актером.
Зависимость — ужасное состояние для человека. Возможно,
Меня спрашивают: «Вы любите собак?», «Вы любите кошек?» — «Да», — отвечаю я. От меня не ждут подробного ответа. Но, если говорить точно, я люблю некоторых собак, некоторых кошек.
Однажды я приготовил мясную похлебку с овощами для пятидесяти голодных кошек во Фреджене. Я не мастер готовить и никогда этим не занимаюсь, но в тот раз они признали мои кулинарные таланты и съели все до последней крошки. Они были слишком голодны, чтобы играть роль придирчивых судей.
Считается, что успех приносит много друзей. Люди думают, что у меня их очень много. Они не все понимают. Я окружен людьми, которым от меня что-то надо: они хотят сниматься или получить интервью. Эта толпа заставляет чувствовать себя еще более одиноким.
Слава — не то, чем она кажется со стороны. Люди, которые никому не известны, думают, что им понравилось бы быть знаменитыми: ведь слава приносит счастье. Но что называть счастьем? Сомнений нет: успех принес мне некоторые | радости. В молодости я думал, что успех — это чудесно, что он распахнет передо мною двери мира, заставит родителей ^ гордиться сыном и покажет учителям, как они были неправы, считая, в своем большинстве, что я ни на что не гожусь и уж никогда ни в чем не прославлюсь.
Слава. А за что, собственно? Мои рисунки были недостаточно хороши. И куклы для театра не сулили в будущем славы. Все это правда. Возможно, как журналист, я добился бы некоторой известности, раскапывая всякие интересные материалы. Славы я жаждал всей душой, хотя и не представлял в какой области, — одно я знал точно: мне надо попасть в Рим. Для меня слава означала появиться на экране кинотеатра «Фульгор», а как это могло быть? Я не был Гэри Купером. Позже я понял, что экран «Фульгора» не является полным воплощением мечты режиссера.
Я допускал, что слава имеет отношение к деньгам. Сами по себе деньги всегда мало меня интересовали — разве только в том случае, когда недоставало чего-то необходимого. Одобрение художнику важнее пищи. В дни юности деньги были нужны мне на кофе, сэндвич и на оплату комнаты в частном доме — ближе к центру, по возможности. Потом мне стали требоваться миллионы — на съемки фильмов.
Только став известным, я понял, что слава вовсе не приносит денег. Теперь каждый таксист узнавал меня, и приходилось давать больше «на чай», иначе они растрезвонили бы по всему городу, что Феллини — скряга.
От меня ждут приглашений. Ко мне приезжают издалека. Так как я живу в Риме, от меня ждут, что приглашающей стороной буду я, а человек, которого я приглашаю, часто приходит не один. Иногда, когда я работаю над очередным фильмом, кто-нибудь из продюсеров берет на себя честь оплатить счет, но обычно ее предоставляют мне.
Считается, что я, будучи человеком известным, должен поддерживать определенный уровень жизни. Лично мне все равно, что обо мне думают люди, но, к сожалению, если ты не производишь впечатления процветающего человека, тебя воспринимают как неудачника, и ты вряд ли можешь рассчитывать на деньги для следующей картины.