Я выбираю свободу!
Шрифт:
Тилль, к слову, во вторую нашу встречу выглядела заметно приличней, чем в первую. То ли подготовилась к официальному мероприятию, то ли вчерашний внешний вид имел какие-то весомые причины, но сегодня на оборванку она уже не походила. Хотя выглядела все равно странно, а ноги по-прежнему оставались босыми. Из всего наряда безоговорочное одобрение вызывал только глубокий вырез блузы, а вот режущая глаз яркая пестрота раздражала. Впрочем, последнюю местные, похоже, любили все без исключения, а покрой наряда был общепринятым и… видимо, все-таки парадно-выходным: большинство женщин вокруг оделось подобным образом. Очевидно, принарядились к празднику. И я уже сомневался – а лучше ли это аляпистое пестроцветье прежней серой обшарпанности?
Но это все лирика, а полезная мысль имелась всего одна: необходимо прояснить, как местные правители планируют ограничивать наши перемещения, и планируют ли вообще. Если нет, то можно и не пытаться привыкать к здешним обитателям, а воплотить в реальность недавние мысли о глухом, насколько это возможно, уголке. Я помнил карту этих земель, что назывались нынче Красногорьем, – глухие леса здесь вполне можно было найти.
На этом мои размышления прервались, потому что остаточный фон ритуала наконец-то развеялся или, если точнее, выровнялось давление магических полей внутри периметра и за его пределами, и нас смела радостная толпа. Сильнее всего досталось Тилль, но нас всех тоже куда-то поволокли. Сопротивляться казалось попросту бессмысленным: во-первых, на полноценное сопротивление не осталось сил физических и душевных, а во-вторых, мне все равно особо некуда было теперь идти.
Навалились апатия и какое-то унылое безадресное отвращение ко всему и сразу. Не столько к местным и этому городу, сколько к миру в целом, к богам, а главное, к Владыке.
Забавное ощущение, когда за считаные дни ты… буквально перестаешь существовать. Во всяком случае, в том виде, в каком себя знал. Имелись какие-то убеждения, ценности, честь и готовность за нее умереть – приказали наступить ей на горло и жить. Был привычный, знакомый с детства мир – пинком вышвырнули в другой – чуждый, враждебный и малоприятный. И вновь пришлось потоптаться по собственной чести и отправиться жить среди врагов, потому что приказ и присяга превыше всего. Причем жить не на положении пленника – что-то не спешили нас волочь в тюрьму – а на положении поселенца, то есть во второй раз предателя всего того, во что я когда-либо верил и ради чего когда-либо жил. Была земля – родная, живая, которую я чувствовал до последнего ростка, а теперь… сложно привыкнуть к мысли, что для меня она навсегда потеряна. Если дереву подрубить корни, оно неизбежно погибает, и я сейчас чувствовал себя тем самым деревом.
Только вот по-настоящему умереть не получалось. Да и, честно сказать, не очень-то хотелось. Жить нужно хотя бы назло врагам, чтобы они смотрели на твою довольную рожу – и исходили ядом от бессилия что-то изменить. Доставить удовольствие Владыке и сдохнуть? Да не дождется!
Но общей отвратности состояния и настроения эти мысли, увы, не умаляли. Требовалось сбросить эмоциональное напряжение, хотя бы подраться, но тут свою роль сыграла апатия. И я поплыл по течению.
Вскоре обнаружил себя в довольно странном и неожиданном положении. В нескольких метрах впереди горел высокий костер, точно такие же пытались разогнать сгущающиеся над портовой площадью сумерки. На некотором отдалении от костров были расставлены столы, кажется, вынесенные из домов. Над площадью плыли запахи жареной рыбы, горелого масла, сырого лука и еще десяток трудно опознаваемых и слишком тусклых на фоне прочих – и я вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Воздух наполняли оживленные голоса, и быстрый местный говор сливался в сплошной фон, периодически нарушаемый то взрывами хохота, то непонятными громкими восклицаниями, то наборами звуков, которые издавали музыканты, настраивая свои инструменты.
Вокруг костров сидели местные. Кто на узких деревянных лавках, кто просто на камнях. Владыка из моего поля зрения исчез, зато буквально в паре метров в стороне обнаружился Валлендор со своими соратниками. А рядом со мной на скамейке восседал чем-то до неприличия довольный Тай.
– Чему ты так радуешься? – поинтересовался я.
– Да ты по сторонам посмотри, – и он широко повел рукой.
– Празднуют, я вижу. Мне не очень понятно, что именно празднуешь ты?
– Я не праздную, я наблюдаю. Посмотри, какие изумительные образчики поведения! Обрати внимание, насколько точное им было в свое время дано название – «дикие». Согласись, в этом есть свое первобытное очарование, – с явным удовольствием пояснил друг. Как раз в этот момент какая-то девочка-подросток торопливо сунула нам в руки по тарелке, а степенная гномка, следовавшая за ней, сняла с подноса и выдала по объемистой кружке. На тарелке лежало то, чем, собственно, пахло вокруг: мелкая жареная рыбешка, половина сырой луковицы, несколько вареных картофелин.
– Да уж, – пробормотал я, заглядывая в емкость и принюхиваясь. Из кружки отчетливо пахло спиртом, какими-то травами и ягодами, и я задумчиво отхлебнул. Пойло оказалось достаточно крепким и неожиданно приятным на вкус, так что я сделал пару больших глотков и, окончательно плюнув на все, закинул в рот рыбешку.
А что, тоже неплохой способ выразить окружающему миру собственный протест.
– Кхм. Фель, ты помнишь, что магам противопоказано напиваться? – задумчиво уточнил Тай, когда за рыбешкой последовало еще несколько жадных глотков.
– Помню, – отозвался я. – Только я сейчас, как ты можешь видеть, почти не маг, резерв на нуле, и потерять над чем-то контроль я технически не способен: нечего контролировать.
– А мозги? – уточнил он, смерил меня взглядом и тяжело вздохнул. – Впрочем, у кого я спрашиваю! Где огневики – а где мозги… Фель, давай ты хотя бы не пойдешь бить морды без разбора всем диким, а?
– Я пока вижу одну морду, которую мне хочется набить, и она принадлежит светлому, – мрачно огрызнулся, выразительно глянув на друга.
– Ладно, я понял, ты решительно настроен запить горе, – смирился он. – Но завтра, проснувшись с больной головой в незнакомом месте, пожалуйста, не задавай мне вопросов из разряда «почему ты меня не остановил», договорились?
– Договорились, – легко согласился я, и на этом Тай наконец-то оставил меня в покое.
В глубине души я вполне отдавал себе отчет, что поступаю глупо, но сидеть и молча пялиться на огонь сейчас было хуже. Да, алкоголь давал мнимое забвение и еще никого никогда не спас, но сейчас мне требовалось хоть как-то переключиться. Когда рушится мир, нужно уцепиться хоть за что-то, пусть даже этим якорем будут тяжелое похмелье, попытки выяснить собственное местоположение в пространстве или какие-то еще закономерные последствия разгульной пьянки. Вопрос «как избавиться от этих мерзких ощущений» гораздо предпочтительнее вопроса «как жить дальше» по очень простой причине: он решаем.
Впрочем, до этого еще было далеко, а пока пропорционально выпитому выправлялось мое настроение. Пойло оказалось вкусным, от него не мутило, лишь слегка шумело в голове, а в теле поселилась приятная легкость. Еда… вкус ее сейчас волновал меня мало, а для задачи «набить брюхо» она годилась идеально. Яркие наряды местных уже казались забавными, музыкальные ритмы – оригинальными и интересными, говор – не речью слабоумных, а почти музыкой. Пляшущее неподалеку пламя согревало не столько снаружи, сколько внутри – там, где пару часов назад бушевало пламя родной стихии, а сейчас едва теплилось что-то невнятно-жалкое.
И вскоре я с удовлетворением понял, что даже перевыполнил поставленную задачу: не просто отвлекся от мрачных мыслей – мне стало хорошо. Спокойно. Наверное, потому, что мыслей в голове не осталось вовсе, она легко и непринужденно наполнилась отзвуками голосов и алкогольными парами.
Начались танцы. Странные и – да, дикие, но по-своему интересные. Чем-то они напоминали пляску огня и сейчас казались мне почти родными. Женщины – во всяком случае, те, на которых я фокусировал взгляд – красиво изгибались в такт музыке, мужчины весьма смело и даже откровенно обнимали партнерш. Некоторые из них тоже танцевали, другие двигались так, что это походило на красивый постановочный бой, третьи – просто притопывали и прихлопывали.