Я заберу у тебя ребенка
Шрифт:
За время ужина он сказал лишь несколько фраз. Я произнесла не больше. Голова полнилась мыслями, сомнениями. Меньше всего происходящее напоминало теплое семейное времяпрепровождение. Казалось, даже малышки ощутили напряжение и тихо съели свои порции азу с горячими лепешками. Не донимали отца вопросами о несостоявшейся конной прогулке, а сразу приняли его слова о том, что она переносится на завтра. Все их возмущения сошли на нет под воздействием его спокойного объяснения о том, что папа занят и иногда приходится отложить развлечения.
Надо же.
— Так что там со снимками с камер? Ты узнала подозреваемого?
Удивленно приподнимаю брови, присаживаясь обратно на низкий диванчик, откуда я вставала провожать девочек.
— Неожиданный вопрос. Я думала, мы обсудим твое предложение о замужестве.
Честно говоря, я считала, что мне прилетит за дерзкое поведение с его матерью. Ведь я не пошла у нее на поводу и дала понять, что она приходила ко мне в кабинет поговорить. Перехватила инициативу и завоевала ее уважение, как по мне. По крайней мере, ее взгляд показал, что она оценила мой поступок.
Арслан откидывается на спинку и выглядит сейчас как какой-нибудь властный падишах посреди своих верных приближенных.
— А ты хотела бы обсудить мое предложение? Если совсем уж честно, я не воспринимаю всерьез твой взбрык по поводу совместной опеки. Нечего обсуждать, Оксана. Уймись.
Взбрык? Он это так называет? Я что, какая-то норовистая кобылка, нуждающаяся в укрощении?
Сверлим друг друга взглядами. Долго. Обычно язык опережает мои мысли, но сколько раз это наносило мне вред. Для разнообразия решаю досчитать до десяти и только потом ответить.
— Я не узнала подозреваемого. Не пойму, зачем следователь так настаивал. Наверное, просто для галочки хотел моего ответа. А теперь с чистой совестью напишет на деле «закрыто» и забросит в архив пылиться на полке.
— У твоей матери были враги?
— Что? Нет. Да какие враги? Она была добрейшей души человек, — улыбаюсь своим теплым воспоминаниям. — Ни слова жалобы от нее не слышала, хотя она очень страдала. Операции, диализ… — с грустью вздыхаю, потупив взгляд, и зачем-то составляю грязные тарелки. Просто привычка. Или же я безумно хочу занять руки.
— Оставь. Гульназ всё уберет.
Дернувшись от резкого приказа, замираю.
— Я не привыкла, чтобы меня обслуживали.
— Привыкай. В этом доме так заведено.
— А если я не хочу привыкать?
Демонстративно хватаю стопку тарелок и поднимаюсь на ноги, чтобы отнести их на кухню. Черт знает, где она находится. Я там ни разу не была. Но меня молниеносно разворачивают, тарелки выдергивают из рук и ставят с грохотом на стол. Всё, на что я способна, это таращить глаза на Арслана, выросшего возле меня, как океанская волна. Такой же стремительный и непреклонный.
— Иди в спальню и готовься ко сну.
— Что? И не подумаю! — отчаянно сопротивляюсь диктату. Не позволю себе указывать!
— Ты же дала понять моей матери, что мы спим в одной спальне. Так будь добра в эту спальню
Игнорирую угрозу во властном тихом голосе и смело встречаю потемневший взгляд.
— Не перекручивай. Я ничего такого не говорила. Я сказала, что у меня есть право тут оставаться. Но я имела в виду результаты теста ДНК.
— Никто из взрослых за столом не воспринял твои слова так. Ты объявила себя моей женой.
— Я же сказала, что не выйду за тебя. Это какая-то ошибка, Арслан, — начинаю закипать и чуть ли не заламываю руки. Боже, я не помню точно, что сказала. Неужели выглядела наглой зарвавшейся любовницей женатого мужчины, претендующей на брак?
— За ошибки надо отвечать, — произносит невозмутимо, снисходительно потешаясь над моей растерянностью.
— Ваши ошибки — вы и отвечайте! — выпаливаю, собираясь гордо удалиться, но Арслан ловко перехватывает меня за предплечье и разворачивает к себе. Подтягивает меня ближе и распластывает большие сильные ладони по моей спине. Он крупный, высокий мужчина, и я буквально утопаю в его объятиях. А его черный немигающий взгляд вынуждает замереть.
— Нравится дерзить и нарываться? На что ты нарываешься, Оксана? — бархатным голосом ласкает мои дребезжащие нервные окончания.
— Н-ни на что, — глупо заикаясь, бормочу в ответ, пытаясь отпихнуть от себя пышущее жаром мужское тело. Дыхание Арслана так близко, что не могу думать, его терпкий пьянящий аромат не дает сопротивляться, дурманит мысли, покоряет…
— Ты дразнишь меня каждым словом, каждым жестом. Ты же не глупая, Оксана, понимаешь, что провоцируешь, — объясняет, шумно дыша, зарываясь носом в шею, убирает рукой волосы и целует, ласкает миллиметр за миллиметром. А я дрожу, цепляюсь пальцами за тонкую ткань рубашки, пытаюсь спастись, потушить мгновенно вспыхнувший в теле пожар.
Но я же знаю, как будет. Знаю, как нам было вместе. Дико, сладко, жарко. Искушение невероятно сильное и пронзающее насквозь, как миллион крохотных укусов. Он жалит своим напором, попадает точно в цель. И угадывает. Да, я дразню, провоцирую, заманиваю и хочу, чтобы покорял и соблазнял. Чтобы показывал, что не может держать свои руки далеко от меня.
Моя гордость стирается начисто, забываю о своих принципах и данных себе обещаниях.
Но так нельзя, неправильно. Я должна понимать, к чему приведет моя ошибка.
За ошибки надо отвечать.
В первый раз я покупала свое место рядом с детьми. Теперь это место мое по закону. Практически уверена, что тест ДНК — лишь формальность.
Оттого совершенно бессмысленно сейчас таять в объятиях Бакаева, льнуть к нему, позволять его рукам изучать мое тело.
Что же я делаю…
— Поцелуй сама, — требует Арслан, хватая меня за подбородок и полосуя своим пронзительным взглядом, как лезвием. В его глазах — дикая жажда.
Но я хочу большего. Хочу взрыва. Войны. Хочу, чтобы набросился и всё выглядело так, будто он насильно меня заставил. Хочу снять с себя ответственность.