Я жду отца (сборник)
Шрифт:
Он сбегал в свою комнату и принес показать нам финку, которой он снял часового.
— Дарю, — сказал Николай Палыч, протягивая мне финку.
— Что вы, — испугалась мать. — Такие вещи не для детей…
— И то верно, — согласился Николай Палыч и взял финку назад.
Когда он ушел, бабка с восхищением сказала:
— Ох и брехун! Пустомеля, а вроде ничего мужик. И в тебя, Надь, метит.
Мать ничего не ответила. Вздохнула. Стала стелить постель.
А мне Николай Палыч понравился.
Ненависть пришла позже.
Коптилка
Наша
Бабка станет ее зажигать — она загорится и тухнет. Сразу тухнет. И чадит.
— Испортилась коптилка, — говорит бабка. — Новую надо…
Коптилка — это моя область. Моя специальность. Я умею делать коптилки. Патента на это изобретение у меня нет. Но могу раскрыть секрет производства.
Надо найти гильзу от снаряда. Средних размеров. Пробить в ней отверстие для керосина. Верхушку сплющить. Затем вставить фитиль из марли. И коптилка готова.
Бабка наливает керосин в новую коптилку. Бормочет:
— Сколько керосину берет, проклятая! У, ненасытная! Все ей мало…
Бабка говорит мне:
— Ты бы еще побольше гильзу взял. Где я керосина наберусь?!
Я молчу. Я ни гугу. У меня свои далеко идущие планы. Во — первых, чем больше коптилка, тем ярче она горит. А это очень здорово, когда в комнате светло. Во — вторых, я скажу мальчишкам, что у нас электричество. Не верите?! Идем, идем, посмотрим!
Наше окно плотно занавешено. Светомаскировка. Но свет от коптилки такой яркий, что кажется, действительно горит электрическая лампочка.
— Правда! — говорят мальчишки. — А откуда?
— Сам сделал!
— Вре — е-ешь, — тянут они.
— Вру?! А это что! Свет или не свет?! Горит или не горит?
— Горит, — уныло говорят мальчишки. — А у нас темно… У нас — коптилки… Эх, хорошо тебе! Свет! Как при мирной жизни.
Мне жаль их немного. Но все равно я страшно горжусь. И хожу, сдерживая улыбку.
Я стою под своим окном и вдруг сам начинаю верить. Верю, что у нас снова свет. Верю, что кончилась война. Верю, что когда я войду в комнату, то увижу отца.
— Пока! — кричу ребятам.
Бегу. Дергаю дверь. В глаза — свет. Неужели?! Правда?! Стою.
Коптилка. Стол. Сидит бабка. Читает.
— Ты чего? — спрашивает.
— Я?.. А мама не пришла?
— Нет еще… Иди домой. Хватит тебе по улице гонять. Поздно уже…
Я раздеваюсь. Сажусь к столу. Смотрю на бабку. Как она читает. Бабка шевелит губами, будто разжевывает каждое слово. Долго — долго жует. Потом мусолит палец. Переворачивает страницу.
Тихо у нас. Печка еще не погасла, не совсем простыла. Коптилка горит ярко — ярко. Ну, прямо как электролампочка.
Бабка читает. А я смотрю, как она читает, и думаю, как было бы здорово, если в нашей комнате зажечь одну… нет, десять… нет, сто лампочек. Как бы они горели! Было бы светлее, чем в самые солнечные дни. Ох, как было бы светло!
Приходит мать.
— А я думала — свет дали… А это коптилка…
А это — коптилка. Всего — навсего — коптилка. Из снарядной гильзы.
Зверь пострашнее тигра
У меня появилась забота. Среди старых книг и тетрадей я нашел букварь. Бабка показала, как пишутся буквы, и я целыми днями исписывал ими стены, забор, ворота, двери — вообще все, на чем можно было писать мелом.
Почему-то мне не давалась буква «я». Я писал ее и так, и этак, и все она была у меня похожа скорее на «R», чем на «я». Но я не унывал. И писал, и писал.
Бабка, видя мое усердие, дала мне тетрадь и карандаш. Я исписал ее огромными буквами. Каждая буква была в полстраницы.
Свою «работу» я показал третьекласснику Сеньке Барсикову.
Сенька был маленький, рыжий и важный. Он осмотрел тетрадь со всех сторон и хмыкнул:
— В школу захотел?
— Ага…
— Ну и дурак. Погоди: пойдешь в школу — наплачешься. Учиться — это тебе не тетради марать разными дурацкими буквами.
— А я все равно пойду…
— А тебя еще не примут… Ты переросток. Будь я на твоем месте, я бы из дома сбежал и на фронт подался…
— На фронт тебя не примут… Ты дурак. А там знаешь каким умным надо быть!
— Это кто дурак? Я, что ли?
— А что?
— А то, смотри, перепущу. На меня где сядешь, там и слезешь, — пообещал Сенька и величественно удалился.
Сенька был страшный задира и всех пугал своей воображаемой силой.
— А знаешь, что моя фамилия означает? — спрашивал он перед началом драки у противника.
— Не — е…
— Тигра видел?
— Не — е…
— Так вот, барс — это тигр. Только пострашнее. Недаром же я свою фамилию ношу!
А через минуту, зажав в кулаке разбитый нос и громко призывая маму на помощь, Сенька мчался с поля боя. На другой день Сенька объяснял:
— Видел, как я вчера Петьке наподдал? Он с испугу голову потерял и стал метаться в разные стороны. Тут меня домой позвали, а он как чумовой бежит за мной и бежит. Пришлось еще ему подвалить… Не веришь? Кто брехло?! Пойдем стукнемся.
Зато никто из мальчишек на улице не знал интересных историй больше, чем он, — о кладоискателях, пиратах и путешествиях. Вечерами мальчишки собирались в укромном уголке нашего двора, и Сенька рассказывал, как барон Мюнхаузен летал на луну.
— И что он там увидел? — нетерпеливо спрашивали мы.
— А ничего он не увидел, — говорил Сенька. — Там же никого нет. Моя бабка говорила…
И Сенька рассказывал, что ему говорила бабка.
— И среди бабок есть умнейшие старухи, — говорил Сенька. — Вот моя бабка рассказывала, как ее мать крепостной была. При царе цепи носила. А сбежать — никакой возможности. Побежишь, а они, проклятые, как забренчат, как забренчат…