Я же твоя дочь
Шрифт:
– Присаживайтесь. – Виктор Николаевич указывает мне на розовый пуфик. Я представляю, как нелепо в нем распластаюсь и сажусь на обычный стул рядом. – Любите дискомфорт?
– Давайте к делу. – коротко говорю я.
– Как скажете. – он включает компьютер и надевает стильные очки в толстой оправе. – Ваша мама поступила к нам около двух лет назад по настойчивым обращениям ваших родственников. Диагноз тут очевиден – шизотипическое расстройство личности, но не могу сделать окончательный вывод. Иногда она настолько в себе, что у меня возникает ощущение, словно общаюсь с абсолютно здоровым человеком. Про
– Она же в коляске. – перебиваю я.
– Чаще нет. Ходить она может, только не хочет. Ей нравится, когда с ней как с больной возятся.
Я киваю, потому что прекрасно понимаю, о чем он говорит.
– Пришла ко мне в кабинет, говорит, что хочет позвонить дочери. Я сначала подумал, что бред. За два года ни слова. Но назвала четко номер телефона, ваше имя, даже адрес. Я попросил медсестер связаться с вашими родственниками, они подтвердили. Только не разобрался почему они вам сразу не сообщили.
– Мы не общаемся с похорон бабушки, им не понравилось как поделили наследство.
– Не в их пользу?
– Не в их. – киваю я. В процессе диалога агрессия спала, и я уже не кидалась как волчица на каждое слово в свой адрес.
– Судя по вашему состоянию, отношения с матерью у вас сложные.
– Это очень мягко сказано. Я все время думаю о той девочке, о той Кате, которой не позволили нормально развиваться, которую любили и принимали, пока она была как та кукла, молчаливая и спокойная. А когда обнаружилось, что Катя тоже человек – любить и принимать перестали. Да, я понимаю, что бесконечно переживать детские травмы для взрослой женщины уже не актуально, и, если бы не они, может не получилось такой Кати как сейчас.
– Успешной бизнеследи?
– Для тех условий, в которых прошло мое детство, сложно представить даже одну десятую того, чего я добилась. Я пойду, спасибо за беседу. Но я еще заеду, через пару дней. Позвоните мне если она будет в себе.
– Катя, последний вопрос. Как вы относитесь к своей матери?
– Я пойду. Спасибо еще раз.
Выхожу из кабинета, ощущаю небольшое облегчение. Неистово курить больше не хочется. Жуткого скрипучего лифта решаю избежать и отправляюсь на поиски лесенки. К счастью, она обнаруживается в конце коридора. На последнем пролете натыкаюсь на ту же медсестру на тонких шпильках. Она, чуть приоткрыв створку окна, быстро затягивается сигаретой.
Встаю рядом, достаю пачку.
– Как с мамой пообщались? – не вдаваясь в чувство такта спрашивает она.
– Хорошо. – щелкаю зажигалкой. – Насколько это было возможно.
– Понимаю. Ну вы почаще приезжайте, она иногда в себе. – девушка выкидывает окурок в створку и разворачивается, чтобы уйти.
– Подождите. Люда, да?
– Да.
– Вот возьмите. – аккуратно кладу в ее карман пару крупных купюр. – Пожалуйста, позаботьтесь о ней, причешите, переоденьте. Я буду очень благодарна. – после этих слов кладу ей в карман еще купюру.
– Не волнуйтесь. Причешу так, что вы даже не узнаете.
– Спасибо. – тоже выкидываю окурок и выхожу на воздух. Все-таки хороший март в этом году, теплый, свежий. Люблю раннюю весну.
На углу здания вижу маленькую пристройку с куполочком, видимо местный храм. Секунду колеблюсь, но все-таки иду
Моя малышка приветливо замигала фарами с одного нажатия на брелок и заурчала двигателем, едва я повернула ключ. Разве может быть что-то лучше новой машины!
Я нежно погладила кожаную обшивку и достала из пачки сигарету. Обещала же разрешить себе две. Но зажигалку доставать уже не было желания, я чувствовала, как внутри меня плачет маленькая Катюша, та самая девочка, которую не любила родная мать и которая не любила себя сама.
– Может пора уже пережить и отпустить? – спросила внутри меня маленькая Катюша и я разрешила некоторым воспоминаниям вернуться ко мне в голову.
Глава 2
Мои первые воспоминания были очень радостные – я сижу на спине у дедушки, он смеется, говорит, что будет моей лошадкой и смешно подражая звукам лошадки, катает меня по комнате. Я тоже смеюсь, мне где-то три года. Когда я вспоминаю себя в этом возрасте, то вижу пухлого ухоженного ребенка, всегда в чистых новых одеждах, с какой-нибудь сладостью в руках или игрушкой. В волосах красивые бантики, меня показывают знакомым и родственникам как какой-то кубок и восхищенно хвастаются: наша Катенька новое слово выучила. Знакомые и родственники с готовностью восхищаются и дают конфеты. Мне приятно и вкусно, маме просто приятно, ей конфеты не давали.
Следующее воспоминание, всплывающее сразу за этим, совершенно иное, полностью противоположное. Мы сидим в большой комнате, взрослые одеты в черное, на меня никто не смотрит и конфеты не дают. Вокруг много знакомых и незнакомых людей, все печальные. Стулья расставлены вдоль всех стен, но мест все равно не хватает. Я сижу на коленях у разных людей по очереди и мне это не нравится, но почему-то чувствую, что на мои слезы никто не обратит внимания.
Потом сестра мамы, моя тетя, берет меня на руки и говорит: поймем с дедушкой попрощаемся. А я не хочу прощаться с дедушкой, я хочу конфету, свои игрушки, и чтобы он катал меня как лошадка.
Но таких мыслей я еще не могу высказать, поэтому даю волю слезам, едва меня приносят в комнату, где на нескольких табуретках в центре лежит дед в красном гробу. Прощаться меня не заставляют и уносят. Мама, словно оправдываясь, говорит: она еще ничего не понимает.
Потом всплывает сильный ветер, который бьет в лицо, когда мы с мамой сидим в коляске дедушкиного мотоцикла, и какой-то незнакомый дядя везет нас на кладбище снова прощаться. Кладбище я не помню, было только холодно и страшно.
После смерти дедушки словно что-то сломалось, и радостный пухлый ребенок все реже появляется в моих воспоминаниях, но еще не уходит совсем.
Помню как мама играла со мной в куклы, правда не во все. Часть кукол в доме трогать было нельзя, это были ее куклы, мне можно было их потрогать или посмотреть, только когда я болела. Тогда аккуратно, одним пальчиком, можно было коснуться идеальные белых волос или маленьких тапочек, совсем как настоящих, на красавице кукле. Мои пупсы были попроще – большая голова, мягкое тело, пластиковые волосы. Такие пупсы доставались мне от взрослых двоюродных сестер, ни идеальных гладких волос, ни красивых платьев у них не было, но меня это не очень расстраивало: значит так надо.