Я живу в этом теле !
Шрифт:
– Представь себе.
– Ты даешь! О них даже по телевизору показывали.
– Наверное, я смотрю не те каналы.
– Да знаю тебя, – уличила она голосом прокурора. – Включаешь после полуночи! Когда всякую там эротику крутят.
– Через Интернет могу просмотреть порносайтов больше, чем покажет телевидение за сто лет. Так что за петровцы? Если они не под запретом, можем к ним сходить?
Сердце стучало часто, я сел в постели, готовый вскочить и мчаться за тридевять земель, где сокровища, молодильные яблоки, живая вода, источник вечной жизни.
Она
– Почему такое лихорадочное нетерпение?
– Чувствую, – ответил я смятенно.
– Чувствуешь? Ты же совсем недавно смеялся над всеми чуйствами!
– Сейчас не тот случай. Так ты идешь?
Она нехотя начала подниматься из постели:
– Ну, если так настаиваешь… А ты уверен, что не хочешь побороться еще разок?
Школа петровцев, как я понял по рассказам Маринки, росла больше за счет бедных, которым не по карману современное лечение, чем за счет фанатиков натуропатии. Хотя и такие были, они выделялись особым рвением, фанатичным видом, лихорадочным блеском глаз и особой истовостью, с которой ловили каждое слово Учителя.
Я остался наблюдать, как эти мужики и бабы, раздевшись донага, обливаются водой, окатывают друг друга прямо из ведер. Некоторые совсем молодые, сочные, а вымя трясется так, что меня бы это завело, но мужики знай окатывают баб холодной водой и сами окатываются, словно охлаждают пыл, не до сексуальной ерунды, когда речь о такой драгоценности, как здоровье…
Место петровцы выбрали уединенное, хотя в Москве где уединишься, я заметил, как еще пара зевак остановились неподалеку, один даже щелкал фотоаппаратом.
Я спросил тихонько:
– И что это дает?
Марина наморщила носик в задумчивости.
– Ну, прежде всего это клуб по интересам…
– Нет, что дает это обливание?
– А, это связь с Природой, Единым Разумом, Душой Космоса, Вездесущей Праной Мироздания, что разлита везде и всюду… а в быту, ведь тебя именно это интересует, дает долгую счастливую жизнь.
Я посмотрел на мужиков, что перестали обливаться, теперь кланялись бабам, а те кланялись в ответ. Похоже, этот Петров к тому же содрал кое-какие ритуалы не то у самураев, не то у дзюдоистов.
– Долгую счастливую… это сколько?
Она сделала большие удивленные глаза:
– Не до бесконечности, понятно. До бесконечности… гм… там другие методы. А эти получат пару лет прибавки.
Выстроившись в круг, петровцы бегали гуськом, тряся животиками и всем, что еще болталось. Я засмотрелся на молодых женщин, а Маринка, поймав мой пристальный взгляд, ревниво поморщилась:
– Ты это оставь… Они так заняты своим здоровьем, что ни на что отвлекаться не станут.
– Пару лет, – пробормотал я. – Без этого проживут пятьдесят семь, если верить нашей статистике, а если каждый день вот так себя истязать, то проживут по пятьдесят девять… Да, ради этого стоит бегать голым, обливаться, глотать сопли, кланяться и пить не только свою мочу, но и мочу своей собаки!
Она засмеялась, в отделе все друг друга знали
– Мало, знаю, – согласилась она охотно, – зато если перейти на сыроедение, то можно прожить еще лет на восемь-десять дольше! А то и больше.
– Сыроедение? Яблоки понимаю, но картошку?
– Едят, – засмеялась она еще чище. – Представляешь, едят!
Я промолчал, но в груди гранитной глыбой залегло тяжелое, угловатое и неподъемное. Что значит восемь-десять лет? Ну, проживут еще пусть даже двадцать. Пусть даже сто. Но потом умрут. И от них не останется даже праха. Не понимают… Не понимают, что умрут все равно!
– Ты пойдешь? – спросила она на всякий случай. – Это очень необычные люди!
Все же что-то отозвалось при ее милом щебете, я повторил:
– Необычные?
– Ну да, – ответила она, на щеках выступили ямочки, щеки ее стали еще больше похожи на спелые персики, а сама она вся выглядела как налитое сладким соком яблоко. – Все люди заняты своими мелкими делишками, а эти… так сказать… находят время и силы, чтобы выйти из обыденности.
– В каком смысле из обыденности?
– Даже из реальности, – подчеркнула она.
Я спросил торопливо:
– По каким дням?
– Раз в две недели. Сегодня как раз такой день, но уже опоздали. А вот еще через две…
Не слушая, я круто развернулся. С этой стороны от проезжей дороги отделяет река, с той – сквер, я бросился как лось через кусты с поднятой рукой:
– Такси!.. Черт!.. Эй, мужик, довези, срочное дело…
ГЛАВА 9
В огромном зале негде яблоку упасть. Мы с трудом пристроились в задних рядах, да и то потому, что пришли за полчаса: Марина из тех, кто приходит к поезду за час-полтора, словно и на вокзалах прекращают регистрацию билетов за сорок минут до отхода.
Когда на сцене появились за столом с красной скатертью с полдюжины человек, народ уже стоял в проходах, теснился у дверей, словно ожидали Анжелику Варум. Я смутно удивился: на такое мероприятие и столько народу, как-то считал, что приду один… ну забредут еще один-два, перепутавшие этот зал с концертным, но чтоб такое…
Председательствующий поднялся, вскинул обе руки. Легкий шум мгновенно умолк, здесь в самом деле народ далеко не тот, что посещает концерты блистательной Анжелики.
– Это академик Покровский, – прошептала Марина благоговейно.
– Который открыл плесень?
– Нет… что-то для продления жизни. Тихо!
Я умолк, академик произнес короткую речь, суть сводилась к тому, что все, что услышим, есть лишь личный опыт выступающих и ни в коем случае не руководство к действию. А его кафедра лишь шефствует над энтузиастами, ибо это ей близко, он со своими сотрудниками уважает и ценит таких людей-первопроходцев.