Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
Шрифт:
Два поцелуя на пороге – и Вера оставалась одна.
Начинала собираться. Но перед этим снова заваривала кофе на кухне.
Делала это только ради того, чтобы дождаться хозяйку фрау Шульце и лишний раз в милой утренней болтовне о том да о сем намекнуть, что они здесь временно. И когда-нибудь пригласят уважаемую фрау к себе в гости.
В собственный дом. В благодарность за гостеприимство…
Попрощавшись с женой и дочерью, которая всегда находила причины, чтобы не ехать в электричке вместе с отцом, Роман Иванович несколько минут спортивной походкой шел к симпатичному вокзальчику, где садился в электричку. Изнутри вагоны пахли, как цветник, и Роман проводил сорок минут в
…«Мне всего лишь сорок два…
Даст Бог, я проживу еще столько же в этой благодатной стране. То есть – добрая часть жизни еще впереди!
Ясное дело, сейчас не очень приятно вставать в семь утра, трястись в электричке, но скоро я буду преодолевать расстояния на машине, как все нормальные граждане.
Хотя при чем тут машина? Дело даже не в этом. Дело в самореализации.
У меня достаточно знаний и опыта, чтобы преодолеть все препятствия. Доказать.
Что доказать? Доказать, что я не напрасно появился на свет. Что смогу…
Господи, как хочется спать… Еще тридцать минут пути. Стоит провести их с пользой для себя. Думать! Что-то записать в блокнот.
Сделать хоть какой-нибудь задел для будущего романа.
А он давно уже рождается в уме. Он уже существует!
Для начала это будет коммерческий проект – он будет таким, как требует здешняя публика. Написать роман не так уж и сложно. Главное выбрать тему. Что-то в стиле Дэна Брауна – какое-нибудь романтическое расследование. И лучше на местном материале. Скажем, о любви семидесятитрехлетнего Гете к юной баронессе Ульрике. Назвать его «Последняя любовь Иоганна». А что? Звучит заманчиво! Текст должен быть не слишком сложным, но и не таким уж и примитивным, как печатают под яркими обложками. Сделать его более глубоким, пространным. Жаль, что он существует только в голове, но это не страшно. Наступит время – а оно обязательно наступит! – начну записывать. Сейчас можно обдумать начало. Например, оно может быть таким…»
Роман Иванович посмотрел в окно, вдохновенно втянул ноздрями аромат стерильно чистого вагона и даже пошевелил в воздухе указательным пальцем, как будто уже записывал начало своего романа:
«…Разочарованный и подавленный отказом юной невесты, знаменитый немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гете стоял на мостике с ажурными перилами над рекой Тепла посреди Карловых Вар и печально смотрел на город. Дамы и барышни, проходившие мимо своего кумира, стыдливо прятали лица под кружевными зонтиками. Они напоминали белые сахарные фигурки, которые кондитеры расставляют по бокам свадебного торта. Это сравнение было настолько точным, что на мгновение Иоганн отвлекся от грустных мыслей и новым взглядом окинул город: шедевр французского архитектора Ле Корбюзье действительно похож на свадебный торт. Подумав о свадьбе, которой не будет, Иоганн нахмурился и так крепко стиснул зубы, что прикусил себе язык…» Нет, о языке не надо! Это уже какой-то натурализм. Но я хорошо представляю себе, что должен был чувствовать крестный отец Мефистофеля в такой неудобной и даже постыдной для своего почтенного возраста ситуации…
Потом можно две-четыре страницы посвятить описанию различных деталей. Причем, четко установить норму: страница пойдет на описание телосложения, еще одну посвятить глазам и другим частям тела, еще с десяток разворотов помусолить черты характера.
Так сказать, добавить объема, прежде чем перейти к самой истории. Разве не так у Гессе?
Стоп.
А где же любимая книга? Ага, вот она. Итак, страница четвертая. Открываем и читаем: «Он был невысок, но имел походку и осанку крепкого человека, носил модное и удобное зимнее
Мне всего лишь сорок два…
Так, об этом я уже думал.
Учимся дальше. Вот через несколько страниц идет следующее: «Держался он, ничего не скажешь, вежливо, даже приветливо…» И ниже: «…и все же от него веяло чем-то чужим, чем-то таким, что показалось мне тогда недобрым или враждебным».
Затем речь идет о лице: «…лицо нового жильца, которое изначально мне понравилось, несмотря на что-то странное во взгляде, было лицом необычным и печальным, но живым, очень одухотворенным, четко вылепленным и вдохновенным». Еще через несколько страниц говорится о привычках, чертах характера и т. д. Чуть не до двадцатой страницы! Разве трудно? Просто не нужно лениться!
Вместо того чтобы сразу укладываться спать – писать хотя бы по странице за вечер. Двадцать страниц мой Гете спокойно может простоять на том же самом мосту в Карловых Варах. Даже больше! Ведь кроме него самого можно описать и этот «слет тортов» – хорошо, что мы там были и я знаю, о чем буду писать. К тому же, поможет моя диссертация. Немецкая поэзия девятнадцатого века! Такой роман потянет на восемьсот страниц.
Лишь бы спина не болела.
А она в последнее время пошаливает. И, главное, нельзя в этом признаться – тогда сразу возникнет куча вопросов…»
Стук колес окончательно убаюкал Романа, мысли спутались, он задремал. А когда на мгновение открыл глаза, понял, что не только задремал, но и – всхрапнул. Возможно, даже громко, ведь на него внимательно смотрела дородная дама, сидевшая напротив. Роман приветливо улыбнулся ей, испытывая неловкость.
Дождь рисовал на окнах водяные узоры, за стеклом проплывали опрятные, будто вычерченные поля. Еще несколько минут и – город. Электричка почти пустая, сиденья мягкие, ни одно не порезано ножом. Все красивое, чистое. Вообще, эта страна похожа на его жизнь – в ней тоже все упорядочено от самого начала.
Люди в вагоне зашевелились – электричка уже шла по высокому мосту над городом.
Из-за туч проглянуло солнце, осветив красные крыши, которые, как грибы в лесу, прятались в кронах уже готовых расцвести деревьев. Роман давно заметил, что здесь куда ни глянь везде яркие чистые краски, будто каждое утро страну моют с шампунем. На окнах частных домов нет жалюзи. Здесь ценят уклад и уют, созданный предками: кружевные занавески, вазоны с цветами на подоконниках и у входа.
Роман в сотый раз смотрел сверху на город и в сотый раз испытывал восторг от того, что все это видит не по телевизору. Волна эйфории медленно поднималась в груди.
Но Роман знал, что вслед за этой эйфорией и чувством всеобъемлющей любви довольно скоро накатится волна такой же безграничной грусти, а за ней – глубокой неудовлетворенности, которая перерастет в такую же неизмеримо глубокую депрессию. И он уже сейчас пытался удержать себя от эмоционального подъема. Ведь чем выше взлет, тем больнее падение. А потом снова придется восстанавливать баланс. Эти перепады эмоций случались с ним все чаще. Роман знал, что это все из-за недовольства собой. Но он был из тех нерешительных людей, которые никогда не затягивают винтики до конца. То есть все детали в механизме его жизни были сконструированы почти идеально, не хватало лишь одного: уверенного поворота отвертки, чтобы плотно подогнать детали одну к другой, чтобы этот механизм не тарахтел, не давал сбоев и не разбалтывался. Но где найти эту «отвертку», которая сделает его совершенным, он не знал.