Я знаю точно: не было войны
Шрифт:
— Эва, садись кушать! — почти крикнула ей в спину Лейза.
— Не буду, мама, я не голодна.
— Молодо-зелено, — с улыбкой проговорил отец, — в этом возрасте сердечные драмы кажутся такими серьезными.
— Ой, Абраша, Эвочка меня беспокоит меньше, а вот Монечка, совсем другое дело. Тебе не кажется, что она засиделась в девках?
— Не кажется… У тебя фасолевые котлетки сегодня удивительно вкусные. Знаешь, что я люблю поджаристую корочку…
— Ты меня совсем не слышишь?
— Ну, судя по тому, что я встретил ее каких-то
— Послушай сюда, я говорю, что ее Рома, это несерьезная партия, они не подходят друг другу. Я не могу не переживать.
— Я с тобой совершенно согласен, как согласен был Моисей со всеми заповедями, вместе взятыми и каждой из них по отдельности. Но я встретил ее совсем не с Ромой Нахманом, а с совсем другим, интересным молодым человеком.
— С кем же это? — В голосе Лейзы проснулся живой интерес.
Но Абрахам был невозмутим. Он допил компот, который жена приготовила еще вечером, и который успел остыть и стать приятно-охлаждающим напитком, таким необходимым этим жарким летом.
— Я не знаю этого парня, но выглядит он достойно.
Лея поняла, что больше из мужа ничего не вытянешь, было видно, что он устал, что ему надо отдохнуть. Работа в совхозе КИМ была тяжелой — они сажали лозу по склонам могилевских холмов, а виноградники требовали постоянного ухода. Очень часто он приходил с работы черным, уставшим как черт, и сил не было даже на еду.
— Я нагрела тебе воду, — сказала она, чтобы как-то показать мужу, что тема разговора исчерпана.
— Спасибо! Сегодня все было особенно вкусно.
Как только отец ушел, появилась Ребекка, как всегда, минута в минуту.
— Как праздник? — спросила мама, когда дочка уселась за стол.
На кухоньке было тесно, за стол одновременно могли сесть двое, никак не больше, поэтому ужинали и завтракали обычно индивидуально, а вот в выходные дни за обеденным столом вся семья была в сборе.
— Очень здорово! Мы были всем коллективом. Есик договорился о выступлении в депо, а еще к нам подошел молодой политрук из пограничников и пригласил выступить у них. А еще был летчик, он делал фигуры высшего пилотажа, даже мертвую петлю. Представляешь, точно знаю, по каким законам это можно сделать, но знать и видеть — это совершенно разные вещи. Я впервые видела это сама, своими глазами!
— Кушай, кушай, холодным будет невкусно.
Мама остановила поток слов, чтобы дочка смогла спокойно поесть.
Рива ела спокойно, аккуратно, впрочем, она все делала спокойно, аккуратно, методично. И в тоже время в ее руках все кипело. Она успевала за день так много, что другие не могли сделать это за два-три дня.
— Спасибо, мамочка, я наелась до отвала.
Ребекка поцеловала маму в щеку и ушла в комнату, где о чем-то шушукалась с Эвочкой, но вскоре затихли. Лейза знала, что средняя дочка прежде чем спать еще час-полтора проведет за книгами по математике, которые ей прислали недавно из Одессы. А вот
— Сейчас разогрею …
— Мамочка, я кушать не буду. Я не голодна…
Молодая женщина, как в детстве, крепко прижалась к ней положив голову на плечо, а мама обняла ее так, как умеют обнимать только матери, чувствуя особую близость к своему ребенку. И было Монечке в эту минуту так хорошо и спокойно, как бывает хорошо и спокойно только в безмятежном детстве.
Глава девятая. Книги из Одессы
Глава девятая
Книги из Одессы
Эва не спала. Она крутилась в постели и мешала сестре читать. Из постели доносились достаточно отчетливые вздохи.
— Так, Эва, или ты рассказываешь мне все как есть, или перестаешь вздыхать, ты мне мешаешь.
Ребекка умела быть с самой младшей сестрой требовательной и строгой, чего часто не хватало матери и отцу. Эва поняла, что ее потуги на страдания никакого впечатления на сестру не производят.
— Мне кажется, что я влюбилась. — это было произнесено уже без стонов и вздохов, но повернуться к сестре лицом все еще не считала нужным.
— Рассказывай подробнее, и, будь любезна, повернись ко мне лицом.
Рива не собиралась отступать от выбранной линии поведения. Ее сестра была хорошей девушкой, но слишком избалованной вниманием родителей. Она росла болезненной, мама, помня о судьбе сына, с девочки пылинки сдувала. И все равно младшенькая болела. Пока не попался толковый доктор, Аркадий Зильберман, он и сказал, что девочка перерастет. Больше свежего воздуха и фруктов. И то и другое в Могилеве было в изобилии. И она переросла, став красивой крепкой девушкой, которая в свои семнадцать пятнадцать с половиной лет уже могла кружить головы парням, их вниманием Эвочка была избалована. Но глупостей себе не позволяла, гуляя в компании молодых ребят, всегда возвращалась в дом вовремя, да и вообще, пока не попадался тот парень, о котором бы она сказала хоть что-то приятное, и вот тебе новость! Эвочка Младшенькая влюбилась! «Что это за пошесть пошла на нашу семью? Все подряд влюбляются?» — подумала Ребекка, пока Эва делала вид что вытирает слезы и повернулась к сестричке лицом.
— Я сегодня познакомилась с парнем, он новенький в нашей компании, его зовут Павел. И он такой красивый!
— И что? — Ребекка внимательно посмотрела на сестру.
— Он не обращал на меня никакого внимания! — В голосе младшенькой прозвучала нешуточная обида.
— А должен был? Может быть, у него есть девушка? — возразила сестре Ребекка, прекрасно умевшая делать из вопросительной речи утверждение.
— Тогда зачем он пристал к нашей компании? У наших ребят девушек нет, мы все вместе.