Я знаю точно: не было войны
Шрифт:
Ответ пришел ей ночью, во сне.
Она проснулась в три часа ночи, включила свет, от чего проснуснулись сестры, и смотрели с ужасом, на то, как их сестра что-то быстро записывает в тетрадке.
Набросав три ряда формул, скрывавших решение задачи, Ребекка безмятежно заснула и проспала почти до полудня. И никто не решился ее будить.
В конце августа Ребекка снова приехала в Одессу.
Она показала Мульману свое решение проблемы и тот просиял.
Это было свежо и оригинально.
Даже он, который в топологии собаку съел, вынужден был снять шляпу перед этим оригинальным решением.
Конечно, в формулах была одна небольшая неточность, которая ничего не решала, он сразу указал на нее своей толковой ученице, но была и глобальная ошибка, которую Ребекка совершила только лишь потому что не была знакома с переводными статьями, которыми сам Мульман, конечно же, обладал.
Чтобы девушка поняла, в чем она ошиблась, преподаватель ознакомил ее с ценными материалами прямо у себя в кабинете.
Он видел, что Ребекка искренне расстроилась, и тут же бросился ее утешать.
По его словам, она была создана для научной работы, ей светила прекрасная карьера и огромные успехи.
С ее упорством, трудолюбием и оригинальным светлым умом в математике можно свернуть горы.
В сентябре Крейн защитил докторскую, а в октябре Мульман кандидатскую.
Ребекка терпеливо ждала ноября, когда ее руководители освободятся, и можно будет приступать к серьезной работе.
К сожалению, жизнь внесла свои коррективы в ее планы.
Кто знает, как дальше пошла бы жизнь Ребекки, что ждало ее, какие люди, встречи, судьбы, но все изменила телеграмма, которую она получила пятого октября поздно вечером.
Моня сообщала, что отец сильно болеет уже три недели и находится при смерти.
Ей не хотели сообщать, но теперь ей нужно приехать. Отец! Это слово стучало в ее висках всю ночь, которую она провела без сна.
Шестого утром, оставив в деканате заявление, Ребекка выехала в Могилев, а уже вечером была дома.
К сожалению, дела у отца были неважными. Старшая сестра, которая уже работала учительницей, только разводила руками, мол, что я могу сделать.
И Ребекка поняла, что ей все придется брать в свои руки. Решение пришло так же быстро, как приходят телеграммы из одного города в другой.
Она повезла отца по врачам, наконец нашла того, кто смог внятно объяснить, что с отцом и как его лечить.
Лечение предстояло долгим.
Проблемы с легкими были непростыми, а тяжелый труд на виноградниках еще больше усугубил ситуацию.
Тем более, что Абрахам был из тех людей, которые к врачам обращаться не любил, вот, пока совсем не стало все плохо.
И Ребекка оставила отца на еще несколько дней на сестру, а сама отправилась в Одессу, где написала заявление о переводе на заочное отделение.
В Могилеве она устроилась работать учителем в первую школу, а сама продолжала выхаживать отца, которому кроме лекарств нужен был хороший уход, а маме с этим справится было сложно.
А еще через неделю в Могилев пришло письмо от Давида Мульмана.
Когда все происходило, его в Одессе не было, на кафедре его ждало письмо от Ребекки, и вот он написал ей ответ, уговаривал не бросать науку, вернуться к учебе, продолжать работать с ним под руководством Крейна.
А еще через два дня Ребекка получила посылку с тремя книгами, которые ей предстояло проработать.
Она боролась за жизнь отца до весны.
Как ни странно, но весной ему стало лучше, он смог вернуться на работу в совхоз КИМ, а Ребекка продолжала учительствовать и переписываться с одесским преподавателем, который не терял надежды вернуть ее в науку.
Он еще дважды присылал девушке книги, которые та тщательно прорабатывала.
Она была очень ответственной и привыкла все делать хорошо.
Ее конспекты и заметки по прочитанным книгам отправлялись в Одессу и возвращались оттуда с комментариями Давида Йосифовича.
Но Ребекка прекрасно понимала, что оставить семью не сможет, слишком тяжелым было материальное состояние после болезни отца, и такое дистанционное научное общение не сможет продлиться долго.
А позволить себе заканчивать стационар и поступать в аспирантуру она уже не могла.
Для нее семья всегда была на первом месте. Засыпая, она точно представляла себе, что эта тетрадка, которую она отправит вместе с книгами в Одессу, будет, скорее всего, последней.
Ведь и у Давида Мульмана терпение не железное, не правда ли?
Глава одиннадцатая. Войне — время, потехе — минута
Глава одиннадцатая
Войне — время, потехе — минута
В этот день время тянулось медленно, как в полдень тень саксаула. Все неотложные дела были сделаны, мелких не осталось, а все остальное требовало времени: чему-чему, а умению ждать армия учит крепко и надежно. Впрочем, жизнь тоже состояла из череды ожиданий и надежд, а потому умение ждать и не терять надежду было одним из самых главных в жизненном опыте молодого политрука.
— Аркадий! — он оглянулся. Река неслась быстро, как будто текла где-то в горах, ее черные воды несли в себе тепло быстро уходящего лета. В воде лениво отражались облака, почти такие же белые, как и на небе. Только вот зовущий его не отражался. А румынский берег отзеркалило так отчетливо, что можно было пересчитать ветки ивняка, опустившего свои зеленые косы к воде.
— Аркадий! — молодой голос уже явно приблизился. Молодой политрук обернулся и посмотрел наконец-то вглубь огороженной территории. Он знал, кому голос принадлежит, но так не хотелось отрываться от созерцания текущей воды, что пришлось сначала стряхнуть с себя оцепенение и только потом ответить на приветствие отправленного за ним дежурного. Это был лейтенант Иван Громобой, из Рязани. Почему-то именно с ним у Аркадия завязались самые настоящие дружеские отношения. И только Иван мог окликнуть его по имени, так просто, даже будучи на посту дежурного по части.