Я знаю. Я вижу
Шрифт:
До этого сливавшийся со стеной служка угодливо поклонился и выскочил за дверь.
– Почему сразу палач? А как же суд?
– Я требовательно уставилась на преподавателей.
– Разве не для этого меня сюда привели? По законам Ларры я имею права на защиту.
Ректора я видела всего несколько раз, а вот магистров Травенрита и Некрилита знала неплохо. Они всегда относились ко мне свысока, но без особой неприязни. И оценки ставили вполне справедливые. Сейчас ничего, кроме усталого равнодушия и лёгкой брезгливости, на их лицах не отражалось.
– По законам Ларры
– Ректор всё-таки снизошёл до ответа и снова пригубил вино.
– Мы в своём праве, Сольвейг Верк.
– А как же суд?
– я не могла поверить, что уже всё решено.
– Я хочу увидеть маму и Веронику Грибнову.
Конечно, папа был бы надёжнее, но, к сожалению, он уже никогда не сможет мне помочь...
– Вашей матери было направлено уведомление три дня назад, но она так и не явилась в ШСМ.
– Теперь говорил магистр Травенрит.
– Встреча с потерпевшей от насилия не входит в ваши права.
– Она там была и может подтвердить, что я не убивала Вениамина Палинарита.
– Я понимаю, вы хотите избежать наказания. Но Вероника Грибнова была без сознания, когда мы прибыли на место преступления, и не смогла дать показания. Я лично её осматривал.
– Декан кафедры целительства произносил слова монотонно, будто нехотя.
– При вашем нападении на адепта ШСМ было двое свидетелей. Их показания внесены в протоколы дознания и не подлежат сомнению.
– Довольно с ней нянчиться!
– поджарый ткнул в мою сторону тростью.
– Я не позволю остаться безнаказанной убийце моего мальчика!
В конце фразы голос мужчины дрогнул. Получается, это отец погибшего насильника. Запавшие глаза, сероватая кожа, скорбно обвисшие углы упрямо сжатого рта, но глаза горят и твёрдый подбородок высоко поднят.
Горе не сломило этого надменного мужчину, что вызвало невольное уважение. Вениамин был бледным подобием родителя. Мне вдруг стало особенно важным оправдаться перед страдающим отцом, но он ничего не хотел слушать.
– Минейр Палинарит...
– Манеер, безродная тварь! Любой аристократ для такой, как ты, - манеер.
– Правильные черты лица, сохранившего былую красоту, на мгновение исказило страдание.
– И ты ответишь за смерть моего мальчика!
Стражи потянули меня к алтарю. Я привычно вывернулась из не слишком цепких руки и бросилась к столу. Казалось, стоит мне всё объяснить преподавателям, и этот фарс закончится. Я выйду из пыльного зала и снова буду проводить вечера в библиотеке.
– Я не убивала Вениамина, клянусь! Вы не имеете права судить подданную Стратоса! Я требую защитника и пересмотра дела.
Вот, я сказала это! Они обязаны меня выслушать.
– Сольвейг Верк, позвольте напомнить: Стратос всего лишь автономная область Ларры. Вы адептка ШСМ и на время обучения находитесь в юрисдикции руководства Школы. В противном случае за убийство наследника аристократического рода простолюдины подвергаются казни через повешение.
– Ректор осушил уже несколько кубков и теперь благодушно улыбался.
– А вам всего лишь перекроют магические потоки и отчислят из Школы. В Стратосе так даже проще жить. Не задерживайте суд. Для вас же лучше подчиниться.
Преподаватели засмеялись, будто ректор сказал что-то удивительно забавное. Палинарит следил за каждым моим движением злобным взглядом. Стражники крепко подхватили меня под локти. Я попыталась ударить заклинанием.
Голова закружилась, а тело свело от боли. Вот ведь, забыла про ларговы блокаторы! Хотя в этом зале и без них не поколдуешь. Обессиленную, меня в два счёта прижали к шершавому камню. Тихо щелкнули замки на креплениях обручей. Теперь я даже голову повернуть не могла - один из них стягивал лоб.
В зал кто-то вошёл; мужчины почтительно поздоровались. Через минуту надо мной склонился затянутый в чёрное старик с седой косицей. Жёсткие черты лица, острый взгляд и ни малейшего сочувствия - так вот он какой, Королевский Палач! Пощупал пульс, оттянул веки, коснулся горла, чему-то кивнул. У меня всё внутри похолодело и ухнуло вниз, будто я в отлив прыгнула в море с обрыва.
– Не будем затягивать процедуру, - бесцветным голосом произнёс старик.
– Обвинительный приговор!
Я хотела сказать, что суда не было, мне не дали защитить себя, но не смогла произнести ни слова. Как он смог применить тут магию? Палач стоял близко, я видела его краем глаза. И слугу, что не разгибаясь протянул ему свиток. Старик и бровью не повёл, продолжая буравить взглядом пространство перед собой.
– Вы же сами не хотели затягивать, манеер Палач!
– взвился Палинарит.
– Это не отменяет полного соблюдения процедуры блокировки магических каналов.
Палач говорил тихо, его голос будто проникал мне под кожу ледяной позёмкой. Слуга исчез из поля моего зрения. Раздался голос ректора. Меня ощутимо затрясло. Сквозь шум в ушах слова приговора едва доносились до моего сознания.
"Неподобающее поведение... нападение на адепта... смертельное проклятие... преднамеренное убийство... магических каналов... исключение..." Боль леденящей кровь волной затопила тело. Хотелось взорваться, разлететься на сотни осколков, вонзиться в жестоких людей, что заставили меня страдать. Но я не могла даже закричать. Только широко открыла глаза и рот. Долго, бесконечно, невыносимо.
Я хотела дышать, но не могла: в ноздри забился омерзительно резкий запах. Попыталась сделать глоток воздуха ртом. Задыхаясь, открыла глаза. Надо мной склонились несколько мужчин. Палач. Я попыталась отпрянуть, но не смогла пошевелиться.
Он снова оттянул мне веки, пощупал пульс и даже залез в рот и посмотрел на язык. Рядом с ним маячил магистр Травенрит. Их по-деловому равнодушные взгляды вернули мне воспоминания. Всё, я больше не маг?
– Процедура частичной блокировки магических каналов проведена в соответствии с протоколом.
Лицо палача исчезло. Хлопнула дверь.
– Отнесите Сольвейг Верк в крыло целителей.
– Слегка нетвёрдый голос ректора тем не менее прозвучал властно.
– Ей понадобится время для восстановления двигательной активности.
– Она что, останется жива?!
– Передо мной возникло недовольное лицо Палинарита.
– Конечно, мы же не убийцы.
– Невозмутимость декана целителей поразила.
– Сильным магом она быть перестанет, но не умрёт.
– Ты заплатишь, за всё заплатишь...
– на прощанье прошипел мне в ухо Палинарит.