Я знаю
Шрифт:
— Да, — хриплым после сна голосом ответила я.
В трубке послышалось только шуршание. Я прочистила горло.
— Алло, слушаю вас.
— Настя?
Внутри всё похолодело. Это был Алиев.
— На-а-астя, — протянул он.
Я сразу поняла, что парень пьян.
— Давид?
— Как я люблю, когда ты называешь меня по имени, — хрипло выдохнул он.
У меня задрожали руки. Любит он что? Может, он меня перепутал с другой Настей?
— Это Настя Громова, староста твоя. Что ты хочешь? — на всякий случай представилась
— Моя? Нет, не моя, — он будто не говорил, а пел, растягивая все гласные. Усмехнулся.
Я промолчала.
— Что я хочу, Громова? Хороший вопрос. Что я хочу? — он вздохнул и выдохнул.
— Давид, ты, кажется… не в себе. Ложись спать?..
— Я люблю спать. Вижу тебя во сне, — парень как-то горько рассмеялся. — Там ты меня не боишься и не ненавидишь.
— Я тебя и наяву не ненавижу, — прошептала я, не понимая, что происходит.
— На-а-астя. Настенька. Нет. Ася. Можно буду звать тебя Ася?
Мне не очень нравилось такое переиначивание моего имени, но от Давида это звучало так… так правильно.
— Называй, — осторожно разрешила я.
— Ася. Ася, ты девственница?
— Давид, я кладу трубку.
— Стой! Я дурак.
Я промолчала. Что это за пьяный звонок? Видит меня во сне? Это шутки такие? Он понял, что я влюблена, и издевается?
О Боже, что? Влюблена?
Приложила руку ко горячему лбу и чуть не застонала.
Нашла в кого!
Ася! Боже! Настя!
— Давид, что ты хочешь от меня сейчас?
— Обещай, что дослушаешь до конца, — хрипло попросил он.
— Не могу обещать, — неуверенно сказала я.
— А ты обещай.
От волнения у меня задрожал голос:
— Ладно, обещаю.
Ладони вспотели.
— Знаешь, что я хочу сделать, Громова? — звон стекла и шум от глотка. — Хочу распустить твой пучок на голове, намотать твои волосы на кулак, потянуть голову вниз, поставить засос на твоей шее…
В одно мгновение. Это случилось в одно мгновение. Моё тело отозвалось. Я возбудилась. Закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание, а он продолжал.
— …потом задрать твой халат повыше, стянуть с тебя трусы и трахнуть тебя прямо на парте в аудитории. Оценишь такое, а, Ася? Из головы не выходишь, Ася. Невозможно. Скажи мне, Ася, — снова звон стекла, — у тебя светло-розовые соски?
Я только сглотнула и нервно поёрзала на кровати. Он угадал. Рука вдруг сама поднялась и коснулась груди. Соски нестерпимо заныли. Отдёрнула пальцы, будто ошпарилась.
— Не ответишь. Уверен, что светло-розовые. У рыжих всегда такие. Была у меня однажды рыжая. Правда сиськи побольше, чем у тебя…
Меня как холодной водой облили. Что я слушаю? Зачем я это слушаю?
— Алиев, ты закончил? — со всей возможной злобой в голосе спросила я. Он хохотнул. Я прикрыла глаза: — Давид, спрашиваю, у тебя всё?
Зачем-то ждала его ответ.
— Знаешь, Ася, других трахаю, а представляю тебя.
Это была последняя капля.
— Ложись спать, Давид, и больше не звони.
Отбросила телефон. Снова схватила его и отключила. Подлетела к шкафу, схватила полотенце и быстро полетела в душ. В холодный душ. Я даже понятия не имела, что внизу живота может пульсировать так сильно.
Что ты со мной делаешь, Давид?
И зачем?
Глава 3
На следующее утро я места себе не находила после этого странного звонка.
Легкомысленно надеялась, что Давид перезвонит, чтобы извиниться, например, или хотя бы напишет простенькое "Привет" в WhatsApp.
Если звонил, значит, есть у него мой номер. А, значит… Он интересовался мной?
Глупое сердечко от этой мысли забилось сильнее. Глупое, глупое сердечко!
Наверняка, он даже не помнил, что говорил. Или вообще то, что звонил.
Но неужели это правда? Неужели он думает обо мне?
А как же Ника? Представляю тебя, когда других… Неужели она из тех его девушек..? Как это пошло, непривычно.
Меня не растили монашкой и не пророчили мне будущее тридцатилетней девственницы, но кое-какие представления о своём будущем у меня имелись. Передо мной всегда был пример моих родителей, нежно и романтично влюблённых по сей день. Да, есть одна вещь, которую в нашей семье не обсуждали, но, судя по всему, это никому не приносило дискомфорта, а, значит, нечего ворошить прошлое.
У меня не было парней. И дело было не в строгих родителях или плохих мальчиках. Просто так сложилось. Школа с золотой медалью, поступление в медицинский, непростая учёба. Я бы, может, и думала, что со мной что-то не так, но моей лучшей и самой близкой подругой была Вита, которая находилась в такой же ситуации, даже не смотря на то, какой красоткой она была.
Три года я не разрешала себе думать про Давида, а вчера вдруг призналась себе, что влюблена. Что это? Неужели это и есть любовь? Когда ёкает сердце при его появлении в аудитории. Или распирает гордость, когда он единственный из всей группы своим чуть хриплым и низким голосом верно отвечает на вопрос преподавателя. Или пересыхает в горле, когда я вдруг нечаянно попадаю в плен его синих глаз. Или по спине бежит табун мурашек, когда он накручивает на палец локон моих волос.
Я бы и дальше сходила с ума, если бы не вдруг набравшая Вита, которая сообщила, что едет оперироваться в больницу скорой помощи с аппендицитом. Тревога за подругу пересилила мысли о Давиде.
В понедельник начиналась практика по педиатрии. Вита собиралась пропустить учебный день благодаря больничному. Даже проснулась, открыла один глаз и довольно помахала ручкой на прощание.
Шла я в учебный корпус как на плаху. Как себя вести при встрече с Алиевым, я не знала. Просто понятия не имела. Вите ничего не рассказала, потому что сама в себе разобраться не могла. Подруга, вероятно, спросила бы, что я к Давиду чувствую. А я и сама ответить себе не могу.