Шрифт:
Но на пороге стоял Никсон. Он был выбрит. Его седые с проплешиной волосы зачёсаны назад. Под левым глазом красовался фиолетовый фонарь. Сам он стоял в добротном лётном комбезе с эмблемой крейсера «Травертини». Я открыл дверь и жестом предложил войти.
Лжепрофессор зашёл и тут же начал мне рассказывать о своих новых идеях, мыслях и чувствах. Но я его грубо перебил и спросил, что у него за наряд?
— Так, крейсер вернулся. Один из этих, что…
— В курсе. И что?
— Ну парни с него захотели гульнуть, вот я променял часть своего глюканата на комбез.
—
— Я только лучшее беру!
Никсон пугливо осёкся, сообразив, что перед ним представитель закона. Помолчал, но, не увидев реакцию с моей стороны, продолжил:
— Это мама. Я ей рассказал про себя в том мире, что я РОГ создал. Но она мне не поверила, а это так, для профилактики.
— Женился бы ты на Люсь-Люсь, что ли.
— Не, она же это… Ну сам понимаешь.
— Говорят, из шлюх лучшие жёны.
Лже-профессор поморщился. А я стал терять терпение:
— Никсон, это всё?
— Нет. Я тут пришёл передать свои записи. Рог — это самое безобидное. Если я-тамошний ещё что придумаю, тебе нужно это знать.
Он протянул мне накопитель с очень большим объёмом. Судя по датчикам, он был заполнен более чем на девяносто процентов.
— Я сдохну, зачем мне это всё?
Никсон на меня странно уставился, потом, словно что-то вспомнил и заулыбался.
— Я, это, иногда дурь говорю… Прости… Тебе достаточно просто уйти в тот мир, и воронка сама закроется. Или оставить всё как есть. Сам помрёшь, и воронка испарится.
— Чё? Да ты… Да ты… Ты сказал, что миры взорвутся, когда энергия закончится!
— Энергия от наших положительных чувств закончится тогда, когда все вымрут.
— Стоп-стоп! Хочешь сказать, энергия неисчерпаема?
— Ну да, она зарождается от одного позитива, удваивается от соприкосновения с другим, потом учетверяется от следующей встречи. Она не может закончиться. Но! Каждый выдаёт энергию своей частоты. С кем-то получается резонанс. А кто-то превращается в передатчик энергии в другое измерение. Вот как ты.
Никсону повезло, что события прошлой ночи меня вымотали и мои эмоции были заторможены. Мозг тоже осознавал его слова с задержкой. Я не кинулся на него с кулаками за глупую шутку, которая могла стоить мне жизни. Я просто стоял и равнодушно воспринимал его теорию. Он уже перешёл на строение устройств сбора эмоциональной энергии, когда я осознал, что жизнь моя снова принадлежит мне, а не обществу.
— Стоп. Разобрались. Умирать мне не обязательно. Энергия не заканчивается. Тогда почему у нас всё так плохо?
— Потому что отрицательную энергию генерировать проще. Мало кто умеет радоваться за других, а вот себя жалеть мы все любим. Наше состояние — это наш осознанный выбор.
— Так, я тут не совсем согласен, но вернёмся к этому потом. Что будет с нашим миром, если я заткну этот энергоотсос?
— Ничего. Ну будет временно чуть больше хорошего. Может, солнце выглянет. Но не факт. Я не знаю.
— А что будет с тем миром? Тоже ничего? Немного поголодают и все?
— А вот этого я тебе точно не скажу. Вопрос, как они осваивали нашу энергию. Если использовали для производства чего-либо, то со временем найдут замену. А вот если они её использовали по моей задумке, то
Глаза лжепрофессора забегали и загорелись знакомым мне огоньком. А его тонкие губы расплылись в улыбке. Я схватил его за плечо, но оно выскользнуло, и Никсон повис в комбезе на моей руке.
— Поясни!
Он испуганно замолчал. Отпустив комбез, я двинулся на него и вопросительно посмотрел на моего незваного гостя.
— Ну это… РОГ. Знаешь почему РОГ? Нет! А это сокращение от разрешённого оболванивания граждан.
Я удивлённо на него посмотрел.
— Смотри, у нас по статистике, только пятнадцать-двадцать процентов населения приносят основной доход и пользу обществу. Остальные, по сути, балласт. Так вот, я придумал систему ретрансляторов, через которую можно в мозги вбить любую дичь, если она идёт на волне положительной энергии. Например, внушить, что соседи — враги или обязать делать какие-нибудь непопулярные работы. Причём можно воздействовать на всех вместе или по отдельности. А теперь представь, что верхи в том мире этим пользуются, и вдруг источник их бесконечной власти исчезает. Что будет с обществом, когда люди очнутся? — Лжепрофессор, как маленький нашкодивший ребёнок, ловил кайф от того, что натворил, и остался не пойманным. Он потирал руки и чмокал губами.
Я косо посмотрел на Никсона. Тот осознал, что его настигло возмездие, отскочил вглубь капсулы, ища чем защититься. Он схватил Элину водолазку и стал ею прикрываться.
— Прости-прости! Бес попутал. Поиграться хотел. Прости!
— Ты кофточку положи. Это моей покойной жены. Понял?
Никсон аккуратно вернул водолазку на место и спросил:
— А там она жива?
Я кивнул.
— Поторопись. Миры — они идентичны. Но ты можешь кое-что в них поменять.
— Не понял?
— Смотри… Если твоя жена умерла тут, то она и там умрёт. Не обязательно сразу… Может лаг быть… Лаг небольшой по времени. Но умрёт. Понимаешь? Всё должно быть в равновесии.
Я пару секунд был в раздумьях. А потом вспомнил, что мои брат и Пани-Цея тоже погибли в обоих мирах. Но со мной история была другая!
— Опять врёшь! Я там давно умер, но тут выжил.
От злости моё лицо перекосило и даже голос стал ниже.
— Ты якорь! Когда заряд опустился на тебя, он склеил тебя с тобой!
— Что?
— Ну да, ты один на два мира. Только ты и можешь перемещаться через энергопоток. Я исходил всю площадь Родительниц, но воронки там не нашёл. Только ты её можешь найти и то не в каждом эмоциональном состоянии.
— То есть, я никого не могу с собой взять туда или обратно.
— Да, и даже хуже. Вещь, не принадлежащая тебе, будет разрушена. Поэтому ты глянь мои записи, запомни, что сможешь.
— А с чего ты взял, что я уйду в тот мир?
— А тебе что здесь ловить? У тебя там жена!
Я залупил Никсону здоровой рукой под свободный глаз. Он упал и заныл:
— За что?
— Для симметрии. Женись, пока не поздно.
— Не хочу, меня и так всё устраивает.
— Твой выбор, — с этими словами я вытолкал лжепрофессора за дверь. Он не уходил и всё ныл в щель про мою неблагодарность. Моя совесть начала ёрзать, рогатая дрянь бы её побрала. Пришлось выйти и отсчитать ему ползарплаты. Сам не понял, зачем так много. Но не пожалел. Таких счастливых глаз я давно не видел.