Ябеда
Шрифт:
Он еще и острит, хотя, судя по лицу, ему совсем не до шуток.
— Простите за давешнее… Я помог бы собрать белье, но…
— Ничего страшного. Подумаешь, стопка простыней.
Зря я его перебила. Любопытно, что за разговор был у него с девчонками.
— Я не хотел вас обидеть, — добавляет Эдам и тяжело шаркает на выход из лазарета. Я, как было велено, направляюсь за ним. — Да не надо… — Он приостанавливается, смотрит на меня. Спорить у него сил нет. — Тогда сюда.
— Стало быть, вы австралиец? А из каких мест?
Может, мне следует поддержать
— Кто говорит, что я австралиец? — На его больном лице мелькает слабое подобие улыбки, к которой я уже начала привыкать.
— Сильвия.
Поклясться могу, что проходы в этой части здания еженощно меняются местами, нарочно чтоб меня запутать. Один темный коридор переходит в другой, третий сплетается с четвертым.
— В какую сторону? — Я кручу головой, очутившись перед развилкой.
— Я такой же англичанин, как вы, — говорит Эдам тусклым голосом, словно все его силы уходят на то, чтобы оставаться на ногах. Вид у него — краше в гроб кладут.
Мы снова поднимаемся по лестнице. Эдам грузно опирается на перила и хватает ртом воздух, как при последнем издыхании.
— А по говору вы не похожи на англичанина.
— Не все мы в действительности таковы, какими кажемся, — пыхтит он, переводя дух и вытирая бисерины пота с лица. Затем вытаскивает из кармана связку ключей. — Вот моя комната.
— Верно, — соглашаюсь я. — Выздоравливайте. — Развернувшись, иду в обратную сторону.
— Мервилламба, если вам интересно, — сообщает он мне вслед. — Я там прожил достаточно долго, чтоб подцепить акцент.
— Мерви… что?
Я не оборачиваюсь, напоминая себе об опасности. Друзья — это опасно, оговорки, любая утечка информации — опасно. Для всех я загадка и должна ею остаться. Я не имею права увлекаться.
— Местечко в Австралии, где выращивают бананы, — говорит Эдам.
За спиной у меня раздается щелчок замка, я тороплюсь прочь и снова теряюсь в путанице лестниц и коридоров.
Глава 9
Нина всегда не ладила с высотой. Лестница пошатнулась, Нина ухватилась за перекладину, и в палец впилась заноза.
— Ой! — Она слизнула с пальца кровь и пробормотала, силясь дотянуться до пыльной коробки на полке: — Никак… не достать.
— Надо было повыше залезть. Пустите, дайте-ка я попробую.
Стоявшая внизу девушка-помощница, симпатичная и молоденькая, только что из колледжа, напоминала Нине ее саму лет двадцать назад — такая же дерзкая, полная решимости добиться успеха.
Нина с трясущимися коленями, потихоньку, ступенька за ступенькой, спустилась вниз. У нее сильно кружилась голова.
— Прости. Думала, одолела свой страх. — Нина виновато развела руками, сконфуженно засмеялась, но горло перехватило. — Оказывается, стало еще хуже…
— Посторонитесь, — ухмыльнулась Петра.
Невесомая и гибкая, она по-мальчишечьи ловко вскарабкалась по лестнице. У нее была короткая стрижка и чистая, без малейших следов косметики, кожа. Между репетициями Нина хотела испробовать новые румяна и попросила
— Осторожнее! — Нина с тревогой наблюдала, как балансируют на тонкой перекладине кроссовки Петры. — Не хватало только, чтоб ты грохнулась. Ты мне нужна живая и здоровая — нам еще с кордебалетом работать. Смывать эту сажу между сценами — тихий ужас!
Нина шутила, а у самой внутри все похолодело, когда девушка потянулась за коробкой.
— Есть! — Мгновение спустя Петра уже стояла рядом. — Вы что, в самом деле боитесь высоты?
Нина пожала плечами, вдруг ощутив себя древней старухой рядом с этой девочкой.
— Не так чтобы. Когда-то и повыше залезала.
Усмехнувшись, Петра скинула с коробки крышку. Поднялась пыль, заплясала в столбе света, проникавшего в кладовку через оконце на задней стене. Викторианский театр Нина знала как свои пять пальцев — работала здесь на многих постановках, — потому все у нее и спрашивали, где что лежит. А через пару недель тут начнет репетировать «Чикаго» молодежная труппа. Джози получила главную роль Рокси Харт, обойдя на прослушивании других претенденток. Сбылась голубая мечта ребенка, и Нина очень гордилась дочкой. Та буквально оживала на сцене, словно в чужом образе сбрасывала с плеч все заботы и тревоги, вечно терзающие подростков.
— Отлично, — хмыкнула Петра, заглянув в коробку. — Что скажете?
— Что ты заслужила одну из них — за то, что добыла с такой верхотуры, — улыбнулась Нина, вынимая парочку потускневших медалей. — Как раз то, что нужно нашим солдатам. Как у тебя с шитьем?
— Примерно так же, как у вас с чувством высоты. — Петра весело хлопнула Нину по плечу, и обе вышли из кладовой.
— Увидимся в обеденный перерыв. — Нина кивнула девушке и направилась к гримерным — она знала, что сейчас там никого нет.
Актеров собрали на летучку прямо на сцене, и у Нины появилась прекрасная возможность поэкспериментировать с новым видом «быстрой раны» для военной сцены. По ходу пьесы у нее ровно двадцать минут на то, чтобы поработать с лицами и руками трех главных героев и учинить, так сказать, кровавую расправу. Как с этим справиться? Театр — это вечно работа на грани, но Нина обожала душевный подъем и напряжение всех сил, которые он дарил.
В дверях маленькой гримерной Нина заметила — или показалось? — чью-то тень, мелькнувшую в проходе на сцену.
— Кто здесь?
Может, она нужна кому-то из актеров? Никто не отозвался. Пожав плечами, Нина вошла в комнатку, где оставила свою рабочую сумку и коробки с гримом. По вечерам она всегда все убирала и уносила с собой, зная по горькому опыту, что актеры частенько беззастенчиво запускают руки в ее материалы, а потом забывают возвращать. Слишком это накладно — регулярно пополнять запасы.
— Странное дело, — пробормотала Нина, нашаривая на стене выключатель. В комнате без окон стояла кромешная темень. — Здесь никогда свет не выключают.