Яблоко по имени Марина
Шрифт:
— Я-то вдруг подумала, что у меня что-то не так, — лукаво продолжала Ольга. — Смотрит и смотрит… Зой, он что, на всех девчонок так таращится? Никакого приличия!
— Очень надо мне на тебя смотреть, — буркнул я. — Если хочешь знать, я на гусеницу смотрю.
— Что? Ой! Где гусеница? — Ольга вскочила и заотряхивалась. — Зо-о-ой, убери с меня эту поганку! Ах, я сейчас умру…
Ярко-зеленая мохнатая гусеница, сидевшая на ее платье, между тем уже готовилась переползти с рукава на плечо. Наверняка ее сдуло ветерком с ивы, под которой сидели девчонки.
— Уставился как баран на новые ворота, —
Мишка насмешливо переводил взгляд с Ольги на меня и обратно. Он, конечно, понимал, что гусеница абсолютно ни при чем. Может, я ее и не заметил бы, если бы Ольга не начала надо мной подтрунивать. И тут, на мое счастье, обнаружилась этакая зеленая тварь, на которую можно перевести стрелки. Мишка переминался с ноги на ногу, ему явно хотелось вставить мне шпильку, но он не решался, видно, хорошо помнил, как ему досталось на орехи за Марину. С тех пор, кстати, он не задевал меня ни обидным словом, ни тумаком, как прежде.
Зоя наконец сбросила разнесчастную гусеницу на землю и, не глядя на меня, произнесла в пространство:
— Действительно, почему не мог сразу сказать, в чем дело? Черт знает что можно подумать.
И я понял, что она догадалась: ее кузина понравилась мне. Оля продолжала отряхиваться и все спрашивала:
— А вдруг гусеница не одна? Посмотри, Зоя, нет ли еще? Ой, я просто помру, если эта гадость меня коснется!
Зоя успокаивала ее, искоса поглядывая в мою сторону, и все больше мрачнела. А может, на ее лицо просто легла тень от вдруг набежавших облаков?
— Эге, — присвистнул Мишка, взглянув на небо. — Кажется, дождь собирается. Не получится, наверное, у нас сегодня костра.
Картошка тоже повернула голову на бок и посмотрела на облака. Наверное, она все-таки немного понимала человеческий язык. Иногда мы ее разыгрывали. Кто-то говорил, не обращаясь конкретно к собаке, что сегодня печь картошку не будем, и она начинала жалобно поскуливать. Другой сообщал присутствующим, что если Картошка будет себя хорошо вести, то ладно уже — приготовим «пионеров идеал». В ответ дворняжка радостно виляла хвостом и оптимистично взлаивала, видимо, обещала быть паинькой. Но третий снова утверждал, что костер разводить не будем, и Картошка опять становилась грустной. Совпадение? Вряд ли.
Мишка продемонстрировал Ольге эти способности нашей Картошки. Сверх программы собачка даже встала на задние лапы, часто-часто засучила передними лапками, выпрашивая угощение, преданно смотрела в глаза Мишке и тихонько тявкала.
— Расскажу в городе о вашей собаке — никто ведь не поверит, — восхищенно промолвила Оля. — Да вам ее в цирк нужно отдать. Готовая артистка!
— Чтоб ее там мучили? — не выдержал я. — В цирке животные подневольные. Они, может, не хотят выступать — дрессировщик заставляет.
— Он у нас, Оля, стойкий борец за свободу, — вякнул Мишка. — Картошку ни за что в цирк не отдаст! Уж лучше пусть она будет голодной — зато свободной.
На его подколки я не обращал внимания. Я даже не посмотрел в его сторону. Но Мишкина реплика произвела на Ольгу впечатление.
— Надо же, какие у вас оригинальные мальчики
Ее голос переполняла ирония, и я готов был сквозь землю провалиться. Ну, зачем затеял перепалку с такой красивой девочкой? Теперь она будет думать, что я зануда. И попробуй докажи обратное.
Картошке надоело стоять на задних лапах. Она вернулась в исходное положение, виновато взглянула на меня и деликатно отвернула мордочку.
— Ну, вот, — Мишка вытянул ладонь вперед. — Капля! Еще одна. Сейчас дождь разойдется. Айда по домам!
Редкие дождинки падали в траву, скользили по щеке, мочили листья и камни. Картошка недовольно покрутила головой, смешно чихнула и вдруг, будто кто-то дал ей команду, резво вскочила и опрометью бросилась на дорогу.
— Бежим! — предложила Зоя. — Туча надвигается нешуточная. Не успеем от нее уйти — будем как мокрые курицы.
И мы побежали.
Впереди нас бодро семенила Картошка. На обочине дороги отдыхала в луже стайка серых гусей. Гусак, завидев нашу компанию, лениво поднялся, вытянул голову, и громко загоготал. Гусыни поддержали его боевой клич. Наверное, гусак решил, что мы его боимся, если так быстро бежим. Он захлопал крыльями, пригнул клюв почти к самой земле и с шипением бросился в сторону Ольги.
— Аааа! — испугалась она. — Он меня укусит!
— Это собаки кусаются, — не удержался я от замечания. — А гуси клюют и щиплют.
Оля раскричалась еще громче. Гусыни продолжали тревожно гоготать. Гусак, растопырив крылья, бежал за городской девчонкой. Картошка озадаченно оглянулась и, обнаружив за собой такую картинку, развернулась и помчалась на гусака. Тот остановился, громоподобно затрубил и начал отступление к луже, в которой за него шумно переживали гусыни.
Храбрая Картошка влетела в лужу и ухватила гусака за крыло, за что тут же получила от него острастку: он долбанул ее клювом в голову. Но собака не выпускала крыло, более того — принялась ожесточенно трепать его, только перья полетели. Гусак, тоже не робкого десятка, извернулся и стал бить Картошку другим крылом, попутно он клевал ее и злобно шипел. Гусыни подняли оглушительный гвалт, а одна из них, самая большая и тучная, кинулась на подмогу своему предводителю. Ох, и досталось же от них собаке!
Оля успокоилась и, отбежав на безопасное расстояние, с любопытством наблюдала за развернувшейся баталией. Куда только ее страх девался!
— Смелая собака, — заметила Оля. — Не зря вы ее кормите.
— Мы ее кормим не за что-то, а просто так, — заметил я. — А гусак тебя просто стращал. Он еще ни разу никого не клюнул — только пугает.
— Ага, — недоверчиво поежилась Оля. — Кто знает, что у него на уме. Ишь, как расщеперился!
Картошка уже выпустила гусиное крыло, отбежала на безопасное расстояние и, сбивая лапой пух с носа, ворчала на своего противника. А тот гоголем ходил по луже и, вытянув шею, победно трубил, воинственно хлопая себя крыльями по бокам, — показывал, что готов продолжить битву.