Яблоко по имени Марина
Шрифт:
В таких записках, как я знал, никогда не писали про любовь прямо. Иногда, правда, рисовали сердце, пронзенное стрелой, считавшееся почему-то символом большого чувства. А взрослые парни вообще выкалывали подобные сердечки на плече или груди. Некоторые из них просили запечатлеть имя возлюбленной на кисти руки или пальцах. Девушки в свою очередь могли позволить себе выколоть первую букву имени своего милого — маленькую, изящную, едва заметную, что считалось тогда модным.
Правда, девушки вели себя осмотрительнее парней: как правило, инициал-татуировка мог быть и первой буквой ее имени, и имени
И вот представьте, девушку зовут Лена, ее парня Леня — значит, можно смело вытатуировать букву «Л». Леня доволен: все доказательства преданности возлюбленной — на ее руке. Раз она добровольно решилась, можно сказать, заклеймить себя, как рабыня, то ее чувство — всерьез и надолго. И он, как большинство мужчин, становился самоуверенным: теперь она никуда не денется. Наивный! В случае чего девушка легко объясняла происхождение своей наколки: она, мол, не что иное, как первая буква ее собственного имени.
Пацаны и девчонки, подражая взрослым, тоже делали себе буквенные наколки — выводили их на коже обыкновенной перьевой ручкой. При первом же умывании все смывалось, что вообще-то не мешало снова и снова восстанавливать незатейливый вензель.
Еще вчера вечером на большом пальце Мишки красовалась синяя буква «М». Может, она обозначала имя Мальвина, или Маша, или Марина, или даже его собственное, но сегодня его рука была чистой. Отмылся-таки! Не случайно, конечно. Вон как заливается соловьем перед Ольгой!
— Оль, долго вы там еще шушукаться будете? — позвала Зоя. — Перед мамой сама отчитываться будешь. Посмотри, времени-то сколько!
— А мы не шушукаемся — мы общаемся, — весело откликнулась Ольга. — Не виноватая я, — она хихикнула, — что Миша проявляет интерес ко всему таинственному и загадочному.
— Давай быстрее! — прикрикнула Зоя. — Ты еще не знаешь, какой сердитой твоя тетка бывает. Обещали прийти вовремя — значит, нужно слово держать.
Ольга что-то шепнула Мишке в ухо, оба рассмеялись, и он сказал:
— Ладно. Только ты не трусь!
— Как бы ты не струсил, — хохотнула Ольга.
Мишка развернулся и, даже не кивнув нам с Зойкой, бросился к своему дому. Жил он недалеко, через овраг от нас, который славился на всю округу: не очень глубокий, по склонам покрытый зарослями темно-зеленой лещины, на дне его лежал огромный серый валун, из-под которого вытекал ручеек. Вода в нем всегда текла чистая и холодная, аж зубы ломило. За ней специально приходили со всего поселка — считалось, что его родниковая водичка очень полезна. Местные мужики, например, заметили: если наутро после хорошей гулянки хлобыстнуть стаканчик такой воды, то похмелье как рукой снимет. Некоторые гуляки, впрочем, не дожидались рассвета — прежде чем вернуться домой, навещали родничок. Говорят, что студеная водичка быстро приводила их в нормальное состояние. Я и верил, и не верил в легенды, но считал родничок одной из достопримечательностей поселка.
— Нечем больше похвастаться? — иронично покачала головой Ольга. — Ну,
— А людям помогает, — не сдавался я.
— Самовнушение, — вздохнула Ольга. — Мой отец считает, что люди слишком часто что-нибудь себе внушают и потом свято верят в то, что это истинная правда.
— Да ладно вам, спорщики! — прервала их разговор Зоя. — Все не наговоритесь, — и обратилась к Ольге. — Не проговорись матери, что с Мишкой танцевала. Она страсть как его не любит.
— А мне-то что ее мнение? — вскинула голову Ольга. — Я уж как-нибудь сама в людях разберусь. Терпеть не могу, когда что-то за меня решают.
— Она старше, у нее опыт, — не соглашалась Зоя. — Мама никогда не ошибается.
— Да что ты! — вскинулась Ольга. — Знаешь, кто никогда не ошибается? Карл Маркс! У вас вон на всех заборах написаны лозунги: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», — и она рассмеялась. — Твоя мать — прямо Карл Маркс местного значения!
Переругиваясь, девчонки ушли, я тоже побежал домой. Электричество у нас горело только в двух окнах — спальни родителей и комнаты Марины. Она распахнула обе створки рамы, и желтоватый, блистающий столб света упирался в высокую яблоню, которая росла у самого забора. Яблоки на ней поспевали особенные: светло-зеленые с розоватыми полосочками, они пахли солнцем и медом.
Марина не боялась, что в ее комнату налетит вся та туча комаров, мошек и ночных бабочек, которая колготилась в потоке света. По ее чертежу отец сколотил из тонких реечек раму, на нее натянули марлю — получилось что-то вроде москитной сетки. Она крепилась на четырех шурупчиках и легко снималась. Простое изобретение пользовалось в поселке необыкновенной популярностью: вскоре сетки появились и в других домах. Надо же, столько мучились от комаров и мошек, а додуматься до такого не смогли!
Я наскоро перекусил: мама оставила на столе жареную рыбу и мой любимый салат из помидоров, в который вместо соли клали сахар. Воду для чая я вскипятил сам, но пить его раздумал: очень хотелось спать, глаза прямо сами закрывались.
Проснулся я от шума. На улице громко вопила какая-то женщина, благим матом орал мужчина. В доме тоже стоял переполох: мама и Марина бегали от окна к окну, а отец, ругаясь, что-то искал.
— Ну, куда же он запропастился? — бранился отец. — Вчера вот тут стоял, в углу.
— Не ходи без топора! — волновалась мама. — Вдруг там убийца какой. Топор ему угрозой будет.
— Никогда ничего у вас на месте не лежит, — бурчал отец. — Да что же за дом такой?
Топор еще днем взял я, чтобы обтесать пару колышков и подвязать упавшие георгины. Ну, и, конечно, забыл положить топор на место.
Я соскочил с постели и, жмурясь от яркого света лампочки на кухне, повиноватился отцу:
— Пап, топор на крыльце лежит. Забыл его на место положить.
Отец бешено зыркнул, чертыхнулся и выбежал из дома. Мама и Марина кинулись за ним, я тоже решил не отставать и в трусах и майке тоже выскочил во двор.
На улице теперь орал только мужик, женщина молчала.
— Убил, — шепнула мама. — Ой, изверг!
— Тсс! — цыкнула Марина. — Слышите, Лиля, ваш Василий с кем-то разговаривает?