Яблоневый сад

Я попал в яблоневый сад в феврале. Пробегал меж серых яблонек ветер, дышало на землю яркими, но холодными лучами солнце. Дрожали кривые, тоненькие, колючие ветви. Отчего знобко и неуютно мне – понятно, но почему же грустно?

А потому, видно, что есть у этого сада история – простая-простецкая, но печальная.

Жили на Волынщине и Харьковщине мужики, с детьми, женами; хозяйственные были мужики, зажиточные. Но вздумалось кому-то в тридцатые годы назвать этих мужиков кулаками, врагами народа. Без суда и следствия отправили их в Восточную Сибирь на поселение.

Попали в Батаму Зиминского района. Что поделаешь, надо жить, обживаться. Охи-вздохи беде не помощь. Год к году на батаминской земле – хозяйство у каждого все крепче, зажиточнее. Землю вспахивали и засевали, в совхозном пруду карпов разводили, – да что описывать: обычные крестьянские хлопоты. Разбили гектара на полтора яблоневый сад – памятный узелочек о "рiдной" Украине. Весна – и в белом, розовом тумане нежного цветения яблони и вишни, смородина и рябина. "Славно!" Особенно яблоньки радовали глаз: "Девицы, умницы!" Люди рады, земля и солнце рады. Пчелы медоносят. Но вот оказалось, что не все люди довольны, а чем недовольны – по сей день непонятно. Однако вели себя достаточно определенно, открыто: как-то поутру арестовали тридцать шесть батаминских мужиков и после недолгой церемонии суда чернокожаной троицы -рас-стре-ля-ли.

Не стало на батаминской земле тридцати шести хозяев, тружеников. Обмелел и "запескарел" – карп словно бы испарился – пруд, зарастал травой и славный яблоневый сад. Деревья стали расти уродливыми изломами, яблочко год от году все кислее и неказистее. Так, мало-мало ухаживали за кустами, а в последние десять-пятнадцать лет забросили сад: и без него, мол, забот, как мух, – не отобьешься никакой хлопушкой.

Да, хозяина не стало.

Но не о саде я хотел рассказать тебе, читатель, а о батаминской школе. Однако живет в моем сердце яблоневый сад: не мог с других слов начать.

А школа в Батаме хорошая. Добротное кирпичное здание. Разговариваю с директором – Валерием Ивановичем Лашуком. Невысокий, крепкий мужчина за сорок, духом и плотью крестьянин, а потому и недоверчив ко всякого рода "праздным" визитерам. Но приехал я к нему затем, чтобы познакомиться с первой в Иркутской области школой молодых фермеров, порадоваться за ее создателей, а потом и другим помочь с организацией таких учебных заведений.

– Что же вам рассказать о школе? – раздумчиво начинает Валерий Иванович, сильно скрепляя в замке пальцы, словно помогая ими выжимать из себя слова. А идут они тяжеловато, как у всякого немногословного занятого человека. – Когда-то школа была церковно-приходской, потом – семилеткой, а теперь – учебно-производственный комплекс: детский сад, средняя школа, филиал ПТУ.

– А не обуза для вас детский сад? Зачем он вам?

– Не-е! Мы хотим выйти на модель крестьянской семьи. В ней как? Дети разных возрастов – один другому помощник. Вот и у нас разновозрастные производственные отряды. С малолетства эти дети с нами, со всеми – миром живем, помаленьку втягиваем в крестьянский труд…

Долго беседовали с Валерием Ивановичем. Он показал мне свое большое хозяйство. Школа, оказывается, владеет шестьюдесятью гектарами земли, восемью

единицами техники – тракторами, комбайнами. Урок труда в школе отменен, но программные темы все же изучаются. Где и как? Довольно просто: в семье, с матерью и отцом, с дедом и бабкой. И этот своеобразный домашний учебный процесс контролируется и направляется школой. Никаких указок и другой чепухи дети теперь не изготавливают, а только то, что пригодится в жизни – дома, в семье. Справедливо? Так же проста и незатейлива и система подготовки фермеров и сельхозрабочих: после окончания девятого класса дети могут пойти в фермерскую школу, – она находится в этих же стенах. Им предлагается две ступени. Первая: осваиваешь два года сельскохозяйственные профессии без общешкольных дисциплин – получаешь квалификацию сельхозрабочего. Вторая: два года изучаешь сельхозпрофессии и общешкольные дисциплины, а потом год в 12-м классе наращиваешь через практику под руководством педагогов профессиональные навыки и знания – на ферме, в поле, в саду, на пасеке, в швейном цехе и гараже. В результате выдают сертификат на право ведения фермерского хозяйства.

– Сколько же человек учатся на фермеров? – спрашиваю.

– На сельхозработников – пятеро, а на фермеров – трое.

"Трое? Всего трое!" – Я разочарован, недоумеваю.

Помолчали. Еще поговорили о том, о сем. А разочарование и недоумение все не рассеиваются. Я надеялся услышать, конечно, не о трехстах воспитанниках, а хотя бы о тридцати.

Чуть позже я разобрался в своих чувствах: мы так когда-то привыкли к большим цифрам – нередко дутым, – к гигантизму, многолюдству, переполненности, другим невеселым несуразицам, что уже в скромном, малом не видим значимого.

Ну и что же, что три? Во-первых, это начало. Во-вторых, кто сказал, что такие школы, в которых готовят работников индивидуального хозяйствования, должны быть большими, людными? Да и вообще, что за воспитание в многолюдстве, толкотне? И я склоняюсь к мнению, что в Батаме стоящий вариант наполняемости фермерской группы. И уже радуюсь: хорошо, что мы начали с троих! Неспроста говорят: Бог любит Троицу.

А к фермерству, к крестьянскому труду в школе, к слову, готовят всех детей, а не только этих восьмерых. Все ученики объединены в бригады. Создается учебно-фермерское хозяйство, в которое войдут столярный цех по производству мебели, туесов и других предметов народных промыслов, кроликоферма, пасека, пруд. И – сад. Яблоневый сад.

Да, тот самый сад, который заложили волынские и харьковские поселенцы. Он заросший, неухоженный, яблоки, говорят, рождаются очень кислые -выродились.

Напоследок я пришел в сад. Он отгорожен от мира забором, – ему, наверное, одиноко. Ветер качает веточки. В округе тихо-тихо. Но где-то в стороне заговорили мужики, и я хочу сказать им:

"Тише. Сад спит. Ему надо набраться сил. Ему скоро придется много работать с людьми и для людей".

И хочу сказать саду:

"Потерпи еще немного. К тебе скоро придут новые хозяева, и твои яблоки снова будут сладкими и желанными".

Но сад спит. И я ухожу молча.