Ячейка
Шрифт:
– Да, экая неловкость! Извините, не желал вас напужать.
– Дорогой Иоанн, ни в коей мере, – вставил консул.
– Не будет ли с моей стороны чрезмерной вольностью справиться, а что у вас в суме? – неожиданно для самой себя выпалила ученая. И тут же себя одернула. Черт, как глупо. Это же вопиющая для девушки самовольность. И это личные границы.
Но художник улыбнулся.
– Я как раз хотел испросить вашего позволения показать. Попустите? – уточнил он у Гарса.
– Да, конечно, конечно, – дал добро путешественник, с любопытством глядя, как Иоанн выкладывает на стол деревянные дощечки, металлические карандаши, штифты и небольшие листы бумаги, одни за другими; чистые или испещренные линиями, складывающимися то в орнаменты, то в бытовые предметы – канделябры, оконные рамы, фрукты, пологи,
– Сие есть мои сокровища, – беспечным тоном произнес Ван Эйк, с нежностью проводя аристократичными пальцами по дивно выписанному подсвечнику, объемному и реалистичному, как с фотографии.
– Необыкновенно, – завороженно прошептала девушка, не отрываясь от набросков. У нее аж запершило в горле. Тут были головы ангелов, пятна городских пейзажей, геометрическая витиеватость соборов. Были и готовые миниатюры. Каждый рисунок на секунду погружал в свой мир, но затем другой спешил перехватить внимание. На столе появилось молоко, но путешественница про него забыла, – Вы так пропускаете все чрез себя… – оно само вырвалось, Хелин запнулась, но продолжила, стараясь закончить мысль, – И вы так все чувствуете. Я словно вижу сие наяву. И это чудо.
Вся их группа сгрудилась около стола. Воздух в комнате был почти осязаем. Повинуясь внутреннему чувству, Хелин подняла глаза и столкнулась с забирающимся под кожу взглядом Яна. Художник, вероятно, в силу профессии, не смущаясь, пристально разглядывал ее из-под сложно уложенных алых складок тюрбана. Девушка почувствовала, что против воли начинает заливаться краской.
– Вы правы, фрау ван Асперен, – после паузы произнес Иоанн, и, что-то внутри взвесив, добавил, – Вы, конечно, заметили, что при безграничном всеговении к учителю, я – сознаюсь – инольды пщеваю 14 о несколько иной философии. В отличие от него, я… – он отвел взгляд в сторону и, преодолев некий барьер, признал, – я чаю не токмо о донесении чрез картины Слова Божьего.
14
Пщевать – мечтать, думать
Он немного отодвинулся назад и задумался, возможно, пытаясь четче сформулировать свою мысль.
– Когда я скромными усилиями помогал с росписью Часослова, то уяснил, что всею душою благоволю явить на рисунке мир аки зреет его око человеческое. Славные деяния дней минувших, но и кийжду частицу нынешнего, – он кашлянул, – Запечатлеть на бумаге яко отражение во зерцале. Со всяческими мельчайшими подробностями и деталями. Раз этот свет онако хитроумно небокован и Господь Бог труждался, не покладая рук, дабы его подобным выткать, – аще ли я не возмощу приложить усилий, дабы расписати его, во славу сих трудов, хотя бы в некую долю приближенным к подобию?
Ван Эйк стрельнул глазами в сторону собеседников – проверить реакцию на свои слова. Гарс задумчиво разглядывал разложенные по столу рисунки, чему-то кивая. Он вдруг ощутимо погрустнел, но Хелин не могла понять причины.
– Мой сердечный друг, – промолвил консул, – Вы сетьно 15 преуспели в своем рьвении. Работы великолепны.
– Как я могу, – хитрая улыбка промелькнула на лице Иоанна. Но было видно, что художник доволен.
– Так, по-вашему, есть в моих помышлениях что-то худое? – спросил он снова, поворачиваясь к путешественнице, – При виде даров Господа, я волю врадостетися тому богатству, кацим Он нас осыпает. …А при виде красоты – я волю передать ее исконное обаяние.
15
Сетьно – совершенно, до конца
Это могло бы звучать двусмысленно, и даже скабрезно – тем более, что ван Эйк, не смущаясь, продолжал гипнотизировать Хелин своими серо-голубыми глазами, – если бы не было сказано таким простым тоном, мягко констатирующим не ставящийся под сомнение факт, ничего более.
– Я думаю, Господь указывает вам правильный путь, – осторожно произнесла девушка, чтобы все-таки обойти стороной тему про обаяние и красоту, – Ваша задумка нова. И у людей найдет отклик такое искусство – увидеть в точности запечатленными себя и своих ближних, как в зерцале.
– Аще Господь дал бы терпения начертавати реальность на холсте яко во зерцале… – задумчиво проговорил Иоанн, – Сие то, чего я всею душою возжелал бы досягнути своею работой.
– Возможно, когда-нибудь, – попробовала утешить его ученая, перед внутренним взором которой возникли ряды фотоаппаратов и телефонов ее родного времени, – Когда-нибудь все это станет возможным и для простых смертных благодаря удивительным машинам и механизмам. А для вас-то…
– Сие напоминает мне глаголание некоего Роджера Бекона из позапрошлого столетия, – поспешно пресек Гарс, одергивая коллегу взглядом, – Забавная штука, стоит ваших проречений, кузина. Ккххм… Если попустите, – и он зачитал по памяти, – «Можно построить корабли, что будут двигаться без весел и гребцов, так, что дюжие суда без всякого труда сможет вести по морю или реке один человек, да быстрее, чем любое весельное. Можно построить колесницы, которые будут двигаться без всякого тяглового животного с недоразумеваемым спехом… И летающие машины, внутри которых посредине сидит человек и управляет механизмом, отчего сия машина машет искусственными крылами, как птица»… Вот знаете, кузина, меня всегда интересовало, отнюдуже 16 сие чудимые идеи пришли к нему в голову. Как он подобное предвообразил, а?
16
Отнюдуже – откуда
– Позапрошлый век? – поразилась Хелин.
– Да, Doctor Mirabilis, Чудесный Доктор, – раздался справа от нее голос Иоанна, внимательнейшим образом вникавшего в их обмен фразами, – Я немного учил про него, его труды и споры со схоластами. Умнейший человек.
Теперь дар речи пропал у обоих ученых. Путешественница оторопело откинулась на жесткую спинку своего сиденья.
– Ваши многообразные познания токмо преумножают ваши достоинства, – нашел, наконец, в себе слова консул.
Ян коротко хохотнул.
– Что вы! Брежением моих родителей я получил лише добротное основное образование. Священное писание, елиньскый 17 и латинский языки, счет, геометрия, философские трактаты, и тожде химия и ботаника. Всего лагодно 18 . Но, волею фатума, длань моя потянулась к краскам и полотну.
– А елико времени заимает у вас сделать набросок? – после паузы поинтересовался Гарс, пригубив несколько глотков из бокала.
– Набросок чего? – уточнил художник.
17
Елиньскый – греческий
18
Лагодно – помалу, понемногу
– Ну, скажем, фигуры человека. Или святого. Или – лучше – елико времени у вас ушло, дабы объяти одно из тех лиц, украшающи ваши чудесные свитки?
Ван Эйк зачерпнул пригоршню изюма из тарелки на столе. Хелин, опасаясь опять с чем-нибудь напортачить (и как у нее язык повернулся упомянуть механизмы будущего?), молча сидела и слушала, как беседуют умные люди, не то, что она.
– В нашей мастерской – аки в других – хранятся готовы образцы, по которым можно писати фигуры для разных работ, – признался Иоанн, – Но я писал и с натуры, всяко. Моя сестра, Маргарета, позировала неколико раз, с терпением истинного ангела. Ныне я делаю черновой набросок достаточно быстро. Очерчиваю контуры, а затем, оставшись в уединении, труждаюсь над объемами и полутонами. Инольды, дабы удержати свежесть вдаяния 19 , я делаю себе знаковины о том, что не хочу упустить послежде. И… работаю, покамест не досягну результата.
19
Вдаяние – впечатление