Ячейка
Шрифт:
– Зде, внутри сего ларца, преполно свежеотчеканенных златых гульденов, прямиком из Дордрехта, кои я вверяю в ваше попеченье, – обратился герцог к делегации, перекрывая голосом восхищенный ропот толпы, – Мое соизволение таково: повелеваю выстроить при церкви башню, полета птиц выше, и почести Богам воздаяти. С волею Господа, да продлится мир и благополучие на сей славной земле, распространятся ваши достойны семьи, являя назидательный пример потомкам!
В воздухе снова поднялся гам и завывания, народ лихорадило от распирающих эмоций. Гаага чествовала Иоганна. В этот момент она его обожала. У Гарса был вид, будто он решает какой-то сложный паззл и близок к разгадке. Он бормотал:
– Это
Хелин разглядывала отдельные лица в средневековой толпе. Священников с бритыми макушками, членов всевозможных гильдий, каждого в одежде цвета своего цеха, бойцовского вида мальчишек, радостно визжащих и тут же раздающих щипки и подзатыльники друг другу. Нескольких женщин, с мужьями, отцами или братьями, слуг, военных, музыкантов. Рядом Годарт, как всегда подтянутый и отстраненный, взглядом оценивал обстановку, не позволяя себе терять бдительности. При всей своей суровости, он органично вписывался. Путешественники около него действительно могли чувствовать себя как за каменной стеной.
Началась последняя часть официального церемониала. Представитель церкви протянул Иоганну Священное Писание. Правитель положил на него руку и повторил за священниками клятву соблюдать и тщательно оберегать христианские обычаи. По площади разносилось:
– Клянусь защищать Велию Церковь от любой опасности… Во имя Господа Нашего… Аминь.
Двери церкви Святого Якова отворились. Герцог и его сопровождающие исчезли внутри, под величественный ударный выпад труб, под дождь из живых цветов, полыхавших в воздухе летними красками и стиравшихся под ногами в пыль, под обильные слезы жителей и вскрики экстаза, наэлектризовавшие пространство Средневековья. Упоение достигло своего всеобъемлющего апогея, опустошая изнутри, сметая все барьеры и преграды. Наступила пора разгулья и празднования.
Глава 4
– Башня, на которую выделили деньги – это ведь Гаагская башня? Башня церкви Святого Якова? – Гарс промокал расшитым платочком челку, слипшуюся от пота, – Мы – только что – были свидетелями как дали воплощение в жизнь одному из главных символов города?
На площадь выкатили бочки с вином. В воздухе аппетитно пахло обжариваемой дичью. Перед таверной установили длинные ряды столов, и путешественники, в числе других празднующих, оказались на лавке. Готовящаяся еда тоже была от герцога, так что ее качеству можно было доверять. Но Хелин все равно бы предостерегла от нее туристов, острая и грубая пища была совсем не той, к чему привык желудок ее современников.
– Не устаю поражаться этим контрастам, – делился консул, когда была произнесена молитва и все сели; за гомоном его было почти не слышно, – Вроде дремучее время. Безнадежное. Темное. Живешь – проклинаешь все на свете. А потом – раз! – и открываешь что-то удивительное.
– А что еще тебя здесь удивляло? – придвигаясь к нему, поинтересовался Годарт, пользуясь возможностью выведать больше про средневековые порядки.
– Я пока не рассказывал? – уточнил Гарс.
Ученые покачали головами.
– Хм, надо подумать. Чаще это небольшие открытия. Например, неожиданное количество образованных и смышлёных людей. Неплохая степень личной гигиены, – хотя, конечно, не как у нас с вами, но лучше, чем ожидаешь, гораздо. А какая впечатлительность и эмоциональность – вспомните шествие. И… – он поискал слова, – люди, в целом. Дико, ужасно противоречивые. То размахивают мечами, то самобичуют себя и принижаются. Все эти вопли Господу, бесконечные стенания – ну, вы знаете – клятвы, мольбы об искуплении погрязшей в нечистотах души. Проклятия в сторону одних людей, поддавшихся искушениям, которые для других недоступны, – Гарс немного расходился.
– А из событий? – спросил Годарт, приверженец дела, а не философии.
– Надо признать, что жизнь здесь достаточно монотонна, – признался консул, аккуратно удерживая пальцами мясо и недоверчиво проверяя его на качество.
– И все-таки? – подтолкнула Хелин.
Гарс помолчал, припоминая. Затем отложил пищу.
– Пожалуй, могу рассказать про проповедника. Выступал здесь пару месяцев назад под видом кармелита. Перекрывающая все энергетика. В его подаче было что-то… гнетущее. Почти гитлеровская экспрессия – простите за сравнение, но так и было! Никаких компромиссов, никакой пощады. Он остервенело линчевал и знать, и духовенство, их плебейский образ жизни – для недоедающих бедняков бальзам на душу. Прекрасно подготовленный психолог-манипулятор с поставленным голосом и выступлением. Он читал проповедь и обличал в течение нескольких часов, собрал огромную толпу и руководил ею как тряпичными куклами. Затем – устроил ритуальное «сжигание сует», как он это назвал. Сожжение всего материального, что отворачивает душу от Бога. По его приказу люди несли из своих домов от мелочей, вроде игральных карт и костей – и до действительно стоящих вещей. Жена торговца тканями принесла свои украшения и платья. Кто-то целые сундуки посуды таскал. И все это бросалось в костер! Одно, другое, третье. Вещь за вещью.
– У кармелитов среди прочих условий устава было предписание нищеты, – пожал плечами Годарт.
– Да, только этот «кармелит» – вставил Гарс, прожевав и заглотив кусок мяса, – весьма посредственно его соблюдал. К слову, его помост был выстелен лучшими коврами, которые нашли в Гааге. Гостил он не у кого-нибудь, а в доме местного старейшины. Вообще у него, выражаясь языком ближе к вашей современности, был масштабный тур, шоу от Франции до Фландрии, и каждый город предлагал ему самые роскошные из возможных условий – только чтобы он приехал именно к ним в первую очередь. Люди покидали свои дома и семьи, чтобы следовать за этим парнем и его окружением. Не только бедняки, но и богатые тоже – из тех, кто прониклись «философией».
– Лис! – признала Хелин. Она слышала ни одну подобную историю, но никогда – от очевидца событий.
– Ох… Я скучаю по словам вашего времени, – признался Гарс, немного грустнея, – Психолог. Манипулятор. Ну вот как тут произносить подобное? Либо шепотом, либо находясь в одиночестве. В этом есть нечто запретное. Особенно мне нравятся длинные составные слова, с нагромождением согласных, желательно термины. Иногда я пытаюсь объяснить их своему псу, но он, конечно, даже если слушает, едва ли различает.
Он откупорил собственную флягу с водой и сделал несколько мелких глотков. К местным напиткам консул не притронулся.
– Сейчас повозка со спектаклем подъедет, – напомнила Хелин, привычно ища глазами на запястье свой телефон, которого там, разумеется, не было.
– Церковное моралите?
– Нет, небольшое представление про Цереру и Вакха, во славу веселья и выпивки.
– Ура, – пробормотал Гарс, – На площади напротив церкви? Еще лучше.
Они поднялись с лавки, стараясь никого не задевать. Окружающим было не до них, тем более, что на другом конце стола в это время началась перепалка, потому что кто-то кому-то вылил кружку пива за шиворот и получил сдачу.