Ячейка
Шрифт:
В коридоре почти не было видимости. Слабый луч света проник из передней комнаты, так, тускло мазнул по полу. Дверь в гостиную располагалась в шести шагах, по левую руку. Годарт прильнул к ней. Из комнаты доносился оживленный разговор, несколько мужских голосов.
– …И все величавые господа аки языки поглотали, лише друг дружку к герцогу бочком пинают, кийждо не дерзати начать першим 29 !
Последовала новая порция хохота, среди которого – ученый мог ручаться – он услышал смех Хелин.
29
Перший –
Так.
Выходит, его напарница в полной безопасности, не сломалась, не поранилась, не нажила неприятностей. А он, как болван, подскочил и примчался на сорок минут раньше необходимого. В организации все точно стояли на ушах. По мнению Годарта, чрезмерная опека не являлась образцовой линией поведения – у малой должна быть своя голова на плечах, – но как он должен был поступить? А странную область у черного входа стоило проверить с технической командой из офиса. Мысли об открытой калитке и таинственной фигуре в развивающемся плаще пробуждали в нем все самые дурные предположения.
Но, раз что-то прояснилось, можно было немного перевести дыхание и, так сказать, переобуться. Было бы неплохо поговорить с Хелин, а не простаивать без дела, слушая предынфарктное сопение Бена.
Вдруг раздались шаги и дверь чуть не влетела ученому в лоб – Годарт еле успел отпрянуть. На пороге возник слуга с кувшином, содержимое которого он явно собирался пополнять из запасников. Столкновения не ожидала ни одна из сторон. Путешественник больно задел плечом стену, слуга вскрикнул и чуть не выпустил кувшин из рук.
– Паувен, что такое? – встревожился надтреснутый голос в гостиной, тот же, что рассказывал про преважных господ перед герцогом. Послышался скрип отодвигаемых стульев; кто-то вскочил на ноги.
Неловкая выходила ситуация. Будто они с слугой притаились и шпионили (хотя, по сути, так оно и было). Годарт развернулся во весь свой метр девяносто и твердой поступью вошел в комнату. Бен втиснулся и сообщил, не иначе, как радуясь, что может снять с себя обязанность по сопровождению такого дикого господина:
– Менеер Годарт Фелд.
Пестрое общество во все глаза оценивало его. Хелин и консул были здесь, компанию им составляли чахлый старец с чрезвычайно спесивым выражением лица и, в противовес, средневековый щеголь в краснющем тюрбане. Около Гарса сидел его любимый пес Бруно, с вытянутой меланхоличной мордой и длинной, на удивление ухоженной шерстью.
– Приветствую вас, – произнес ученый, отвешивая всем светский глубокий поклон, – Да ниспошлет Господь всемогущий свою великую благодать на вас и ваши семьи.
Старец одобрительно крякнул.
– Приношу искренние извинения за сие происшествие, – продолжил Годарт, имея ввиду столкновение за дверью.
– Главное, что никто не пострадал, друг мой, – радостно пришел ему на помощь Гарс. Консул в этот день прямо лучился от счастья. Было видно, что человек на своем месте и любит свою работу, что Годарт в глубине души горячо одобрял. Ему нравился Гарс, с его энергией, работоспособностью и надежностью. На него можно было положиться вернее, чем на швейцарские часы.
– Мой друг, позволь представить сих благородных мужей из славного города Маасейка, – сказал консул, указывая в направлении своих собеседников, – это достопочтенные представители от гильдии художников, мастер Хуберт и мастер Иоанн ван Эйки. Именно они ответственны за великолепного льва, ким любовались мы во время днешного шествия, – добавил он, предупреждая реакцию путешественника.
Однако на лице ученого не шевельнулся ни мускул. «Неужели он их не узнал?» – изумилась Хелин. Годарт отпустил комплимент недюжему таланту живописцев, привнесшему столько искры и жизни в скромную фигуру на шарнирах.
Иоанн над чем-то задумался. Вдруг он с улыбкой обратился к путешественнику:
– Приношу извинения за мое неколико неуместное многопытство 30 , но имеет ли зде место некоторая прогреха? Ваш слуга представил вас аки менеера Фелда, но попреж мы имели честь слышать о вас под фамильным именем ван Асперен. Не почтите мое истязание за дерзнутие, мои намерения чисты – и благоволю я не более чем развеять с вашей милостью свое прискорбное неведение.
Вот это наблюдательность и хватка, поразился Годарт, который, конечно, сразу узнал художника. Хелин и Гарс едва заметно переглянулись. Фамилия ван Асперен казалась Годарту странно знакомой, откуда же он ее слышал? Был такой клавесинист, был такой архитектор, проектировавший купол железнодорожного вокзала Антверпена. Интересно, ну и кто его так охарактеризовал?
30
Многопытство – любопытство
– Здесь невиннейшее недоразумение, – признал путешественник, даже слегка пропуская на лицо безыскусную улыбку, – Мой слуга имел несчастье слечь с простудой и кузен Гарс только сегодня любезно предоставил своего – мне в услужение. Я не стал поправлять бедолагу при ошибке.
– Со слугами тем паче надлежит быти зазорчивыми, – проворчал Хуберт, хмуро потрясая своими прореженными космами, – токмо дай им спуску и вот уже они еле тащатся на твой зов, да ощо и прикладываются к твоему пиву. Их требе сразу брать за исподнее и вот кде држати! – для демонстрации он потряс в воздухе хиленьким кулачком.
Консул, поигрываясь бокалом, откинулся на спинку. Хелин тоже заметно расслабилась. Дверь открылась – и Паувен с Беном, ни сном ни духом о том, что по ним и их окружению прошлись с рекомендациями решительных мер, подтащили кресло для новоприбывшего к общему столу.
– Премного благодарен, это лишнее, – возразил на английском Годарт. Четыре пары глаз воззрились на него. Ученый ощутил себя как на сцене в препошлейшей мелодраме. Надо было сворачивать этот балаган с поклонами и экивоками.