Яд в крови
Шрифт:
«Я тоже. Я не хочу быть взрослой. Но детям нельзя любить так, как я хочу».
«Можно. — Он заставил ее снова лечь на траву и лег сверху. — Я буду лежать так всегда. И буду любить тебя каждой клеткой, а не так, как любят все остальные люди. Ты чувствуешь, какое это наслаждение, любить каждой клеткой?..»
«Да… — Маше показалось, что она тает от восторга. Она на самом деле уменьшалась в размерах — это видела откуда-то сверху другая часть ее существа. — Я превращусь скоро в маленькую девочку. Ты будешь носить меня на руках и петь колыбельные песни, — думала Маша. — Наша любовь будет претерпевать всевозможные изменения,
«С пробуждением тебя, малышка, — сказал Берни и усмехнулся. — Я знал, что ты будешь моей…»
Маша вздрогнула. Но это все еще был сон.
«Прощай, — услышала она голос Яна. — Я не нужен тебе в этой жизни. Но мы обязательно встретимся в другой».
— Мария, Мария, проснись же наконец, — услышала она над самым ухом женский голос. — Эта стерва пришла опять. О Мадонна! Что с нами будет?..
Маша с трудом и нехотя открыла глаза и увидела рядом с собой заплаканное лицо Лючии. Она стояла на коленях возле ее кровати.
Внизу слышались громкие голоса. Кто-то взвизгнул. Разбилось что-то стеклянное. Наступила тишина.
— Я отвела Лиз к соседке, когда увидела, как эта стерва подъехала к нашему дому на своем драндулете. Она настоящая шлюха — я всегда говорила Франко, что эта его Лила настоящая шлюха. О Мадонна, как он мог?.. Что теперь с нами будет?..
Снизу снова долетели возбужденные голоса. Аделина выругалась по-итальянски. Это было самое страшное ругательство, и его употребляли только пьяные вдрызг мужчины.
Маша откинула одеяло и вскочила, но тут же вспомнила, что она совсем голая, и, застыдившись любопытно-восхищенного взгляда Лючии, поспешно накинула халат.
— Ты красивая и нежная, как какая-нибудь аристократка, а она… Тьфу, у нее кожа, как гнилой банан, и волосы торчат в разные стороны. Не голова, а половая щетка. Мария, мама велела, чтобы ты сидела здесь. Сейчас придут Сичилиано с Марчелло — уж они сумеют заткнуть ей рот.
У Маши дрожали пальцы, и она с трудом застегнула пуговицы халата. Этот ярко-красный шелковый халат с вышивкой ручной работы подарил ей ко дню рождения Франческо.
— Нет, я тебя не пущу! — Лючия загородила спиной дверь и растопырила руки. — Мария, она пришла нарочно — ей хочется подразнить тебя. Она думает, ты начнешь нервничать и у тебя пропадет голос. Не ходи туда, Мария.
Маша молча направилась к двери.
— Отойди, — велела она Лючии, и та вдруг съежилась, опустилась на пол, вытянула ноги и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась как ребенок.
Маша сбежала по лестнице и остановилась в дверях гостиной. Здесь было полутемно от больших кустов магнолии, и она не сразу смогла разглядеть эту женщину. В глаза бросилась высокая полная грудь и длинные темные ноги. Потом она увидела, что у женщины скуластое с широким приплюснутым носом лицо светло-кофейного цвета и толстые лиловые губы.
— Ты шлюха! Твоя постель грязнее половика возле моего крыльца! — визгливо кричала Аделина, отчаянно жестикулируя своими короткими ручками под носом женщины. — Ты таскалась с этим наркоманом Тэдом Симпсоном, которого наш шериф, да благословит его Господь, засадил наконец-то в кутузку. У этого твоего ублюдка морда страшней моей задницы. Его в зоопарке нужно показывать или в цирке, а не…
— Он как две капли воды похож на твоего сына, — низким гортанным голосом сказала женщина. — Ты совсем ослепла, старая ведьма. Это у тебя рожа грязнее моей задницы. Ваша невестка строит из себя заморскую королеву, а я знаю, как сделать мужчине приятно. Хочешь научу? Эй, коротышка, куда ты спрятался? Иди я пощекочу твои гнилые помидорины, а то у твоей женушки руки корявые и она, чего доброго, их раздавит.
— Кто вы? — спросила Маша, стараясь говорить как можно спокойней, и смело шагнула в комнату. Женщины обернулись.
— Ага, пожаловала наконец. Меня зовут Лила. Я пришла навестить дедушку и бабушку моего сыночка Томми. Эй, Томми, смотри, какая красивая тетя Ты видел ее по телевизору. Иди сюда.
Только сейчас Маша заметила маленького мальчика, который сидел, сжавшись в комочек, на полу возле ножки стола. Он послушно встал, подошел к своей матери и разревелся.
— Скажи хоть ты этой старой дуре, что мальчишка — вылитый отец. Смотри. — Лила схватила Томми за подбородок и резко повернула лицом к Маше. Он перестал плакать и уставился на нее испуганными черными глазенками. Он был, можно сказать, белым. И почти копией маленького Франческо, чьи фотографии хранились в семейном альбоме Грамито-Риччи.
— Что вам от нас нужно? — все так же спокойно говорила Маша, удивляясь тому, как ей удается держать себя в руках.
— Да не разговаривай ты с этой шлюхой! — взвизгнула Аделина. — Сейчас придут Марчелло с Сичилиано и вытолкают ее отсюда в три шеи. Вместе с ее ублюдком.
— Если мой Томми ублюдок, то и твой сын такой же ублюдок. Ты должна дать мне денег, — сказала Лила, обращаясь к Маше. — Если ты не дашь мне денег, я сдам Томми в сиротский приют, но сначала расскажу одному знакомому репортеру, кто есть кто, и он напишет об этом в своей газете. Ты наверняка не захочешь, чтобы любопытные домохозяйки и старые девы перемывали тебе косточки и копались в грязном белье вашей семейки. Я буду молчать, если ты дашь мне денег. Я куплю Томми новый костюмчик и попугая. Томми, ты хочешь, чтобы мама купила тебе попугая?
Мальчик засунул палец в рот и улыбнулся Маше.
— Сколько тебе нужно? — спросила она, глядя куда-то мимо Лилы.
— Не давай ей ни цента! — воскликнула Аделина. — Она пропьет их в баре или накупит себе тряпок. Она же настоящая шантажистка! Это ребенок Тэда Симпсона, а вовсе не нашего Франко. Франко начал гулять с тобой, когда ты уже ходила с начинкой от Тэда…
Аделина вдруг зажала рот ладонью и испуганно уставилась на Машу.
Лила хрипло рассмеялась.
— Франко сам способен сделать женщине начинку. Он мужчина что надо, ваш Франко. С ним в постели так накувыркаешься, что потом все до одной косточки ноют. Тебя он тоже заставляет покувыркаться? — спросила Лила у Маши.
Маша стремительно шагнула вперед и влепила звонкую пощечину этой отвратительной наглой мулатке. Лила раскрыла рот и уставилась на нее в изумлении. Маша с силой толкнула ее в грудь.
— А ну-ка проваливай из моего дома, иначе я тебя пристрелю! — высоким ломким голосом сказала она. — Это мой дом, слышишь, и я больше не позволю тебе переступить его порог. Я… я сумею защитить себя и своих близких. Ну же, пошевеливайся.
И Маша произнесла длинную тираду на родном ей русском языке, в которой не оказалось ни одного пристойного слова.