Яд в крови
Шрифт:
Американец вдруг обнял девушку обеими руками за плечи, привлек к себе и поцеловал в лоб, а она его быстро перекрестила и, смутившись, опустила голову. Они вернулись на свои табуреты у стойки, чокнувшись, выпили еще по бокалу шампанского. Сутягин им завидовал — сегодня он не мог позволить себе даже пива.
Потом они быстро вышли из бара. Сутягин видел в окно, как они направились в сторону перехода. Читавший «Советскую культуру» тип шумно свернул газету в трубку, засунул в карман пиджака и закурил. Он тоже следил глазами за вышедшей из бара парочкой. Наконец он слез со своего табурета, и Сутягин направился ему наперерез и попросил прикурить. Разумеется, его сигарета долго не зажигалась, и кагэбэшник, потеряв всякое терпение, достал из кармана зажигалку, при этом уронив на
Но Сутягин кое-что не рассчитал. Маша пригласила Анджея к себе, и он, разумеется, с радостью принял приглашение. По пути они купили еще шампанского. О завтрашнем дне Маша старалась не думать — завтра Эндрю улетит. В консерватории занятия закончились. Ехать не хочется никуда. Она будет заниматься и слушать много музыки. А что еще ей остается делать?..
Едва они вошли в квартиру, как Маша кинулась к роялю и сыграла «Liebestraum» Листа. Потом она играла еще и еще, а Анджей сидел на уголке дивана и курил сигарету за сигаретой. Нет, он завтра ни за что не уедет. Он готов остаться в этой стране навсегда. Пускай потом он об этом пожалеет, но ради таких минут…
Маша сыграла ми-бемоль-мажорный ноктюрн Шопена, опустила руки и, обернувшись, улыбнулась Анджею.
Он боялся поднять на девушку глаза.
— Мы совсем ничего не знаем друг о друге, — сказала она. — Это хорошо, правда? Мне кажется, у всех без исключения людей очень скучные биографии, но они почему-то любят их друг другу рассказывать. Когда ты опубликуешь книгу, ты пришлешь ее мне, ладно?
— Но ведь это тоже своего рода биография.
— Пускай. Я люблю читать биографии романтиков.
Анджей усмехнулся.
— Увы, я уже давно перестал им быть. Это только ты вдруг взяла меня за руку и увлекла за собой в землю обетованную. Ты правильно сделала, что села за рояль, иначе бы я… Все-таки я еще мужчина.
Она смотрела на него, слегка прищурившись и словно думая о чем-то своем, потом вдруг вскочила и закружилась по комнате, громко твердя:
— Свободная, свободная, свободная. Я всегда должна быть свободной. Для искусства. Для моего искусства. — Она остановилась возле него и сказала: — Но если бы я не дала себе этой клятвы, я бы влюбилась в тебя очертя голову.
Сутягин всю ночь прождал Анджея на скамейке напротив дома. «Хвоста» почему-то не было — возможно, он болтался по Москве за этим сумасбродным американцем. Или же дежурил под дверью квартиры, за которой они с той красоткой занимались любовью. Так или иначе Сутягин терпеливо ждал, тем более что «товар» лежал в Лелькиной квартире, о чем, разумеется, хозяйка не догадывалась.
Это были три хрустальных яйца работы небезызвестного во всем мире Фаберже. В этой бестолковой стране за них можно было получить с гулькин нос, иностранцы же, особенно американцы, готовы выложить тысячи. Разумеется, американец может заартачиться и не взять их, тогда придется придумывать что-то еще. Но Сутягин почему-то был уверен, что этот Эндрю непременно их возьмет.
Наконец около шести утра он подъехал на такси. Сутягин к тому времени успел перебраться на подоконник в подъезде. «Хвост» прибыл, уже когда за ними захлопнулась дверь квартиры.
Американец оказался на редкость сговорчивым малым и без всяких разговоров засунул яйца Фаберже в большой кожаный чемодан, обмотав своими трусами и майками. До самолета оставалось шесть часов, и Анджей решил вздремнуть. Сутягин, попрощавшись, вышел через черный ход — «хвост» сидел на его лавке. Нужно успеть позвонить в Нью-Йорк и организовать встречу, а потом придется чесать в Шереметьево, дабы убедиться собственными глазами в том, что американец улетел, а не остался в Москве. Но туда его свезет Игорь на своем «мерсе» — этот жук со всех сделок имеет от шестидесяти и выше процентов.
С Игорем, чье прозвище Ван Гог было известно немногим, свела судьба в санатории, где Сутягин расслаблялся после психушки, а Игорь лечил черную депрессию, которой был подвержен, как многие творческие люди. Они сблизились, правда, Сутягин был чем-то вроде оруженосца или пажа при знатном господине. Оказались общие интересы — искусство, деньги, секс. Что касается секса, то Игорь здорово расширил кругозор Сутягина в этой области. Игорь был роковым мужчиной, и женщины ради него были готовы на все. Иногда он бил их по щекам и пинал ногами, а они целовали ему руки и становились перед ним на колени. Это был такой класс. Однажды оргия длилась целых три дня. Дело было на Игоревой роскошной даче с сауной, которая, к общему сожалению, несколько лет назад сгорела. Все как одна бабцы подобрались высшего сорта, среди них попадались дочурки и женушки довольно известных государственных мужей, а также парочка мосфильмовских звездочек и совсем юная балерина. Больше всего Сутягину пришелся по душе анальный секс, хотя раньше он по своей серости считал, что им занимаются одни педики. Балерина возбуждалась лишь тогда, когда мужчина мочился ей на живот, ну а у одной из актрисуль «копилка» оказалась таких необъятных размеров, что туда запросто входила ладонь с растопыренными пальцами. Зато эта девица заводилась с пол-оборота и делала все, о чем ее просили. Генеральская дочурка была так ненасытна, что один Игорь трахал ее за день раз пять-шесть, а она ему за это лизала анальное отверстие. Напоследок приехали две лесбиянки и устроили показательный сеанс своей слюнявой любви.
Игорь сорил деньгами, к тому же его родитель был старым большевиком ленинской гвардии, и Игорь пользовался всеми кремлевскими благами. Сутягин еще не знал ни одну женщину, которая смогла бы отказать Игорю. Он почему-то не был женат. Но у богатых свои причуды, думал сейчас Сутягин.
Сам он был когда-то женат на художнице, хотя к искусству имел лишь косвенное отношение — работал администратором выставочного зала. Зато с ним за ручку здоровались все знаменитости. Даже представители андеграунда, то есть подпольного авангарда. Но Сутягин предпочитал классическое искусство — за него платили в твердой валюте и очень даже неплохо.
Итак, он позвонил с главпочтамта Додику в Филадельфию, разговаривая с ним условным языком, сообщил номер рейса и приметы американца. Потом без звонка отправился к Игорю, принял у него ванну, и пока Игорь приводил себя в порядок после, как он выразился, творческих страстей, приготовил на кухне завтрак на двоих, сварил крепкий кофе. Когда все было готово, тихонько заглянул в мастерскую.
Игорь в чем мама родила расхаживал по заляпанному гипсом полу, бросая сердитые взгляды на обнаженную женскую фигуру, голова которой была замотана грязной тряпкой. Увидев Сутягина, он крепко выругался матом, потом схватил его за руку и подтащил к скульптуре.
— Она предлагает себя всему миру, но живого реального мужчину, влюбленного в нее по уши, не замечает, а потом отталкивает, — быстро говорил он. — Понимаешь, чувак ее не устраивает, хотя она душой и телом проститутка. Ей мало одного мужчины, она ждет такого, в ком воплотятся черты десятков, сотен мужчин. Черта с два она его дождется. А потому рано или поздно отдастся первому встречному, потом будет отдаваться еще, еще и еще. Я ненавижу за это женщин. Они все до одной суки, поднимающие хвост при виде каждого кобеля. Девицы мечтают превратиться в женщин, то есть в сук. И так было испокон веков. Мерзости, разврат, прелюбодеяние. Разврат не так пошл, когда в нем участвует только тело, но ведь все искусство не просто оправдывает, а еще и воспевает разврат души. Все эти любовные треугольники, описанные в литературе… Как гнусно. — Игорь с силой шлепнул женщину по плоскому животу. — Цель их жизни совращать нас не только и даже не столько физически, как духовно. Потому что большинство из этих сук фригидны. Что, Сутягин, ты со мной не согласен?