Яд вожделения
Шрифт:
Алена едва не лишилась сознания. Юбки душили ее, страх оледенил, боль достигала сердца. Ей казалось, что она уже разорвана, истекает кровью.
– Ох, каково богачество! – прерывистым голосом бормотал разбойник. – Ох, глубины каковы! А ну-ка я промерю их своим шестом – дна достигну?
Алена почувствовала, что у нее останавливается сердце… и в тот же миг ее ноги были отпущены, а сама она с силой вздернута с земли.
«Ленечка!» – промелькнула было мысль, но тут же, поведя помутившимся взором, Алена увидела, что верный друг по-прежнему лежит в пыли без движения,
– Tак и быть, не трону. Не ко времени! Но ты не горюй: тебе и без меня толокна натолкут, стыдобищу намнут. Повеселишься, попляшешь… однако, чтоб веселие впрок пошло, надобно выпить.
И, снова зажав Алену своей клешней так, что она не только шевельнуться – пикнуть не могла, сунул руку за пазуху и вынул малую баклажечку. Зубами вырвал пробку – и аж закашлялся от ядреного винного духа, шибанувшего в нос.
– Вот, прими, молодка! Да ты не бойся! – уговаривал он, подсовывая баклажку к крепко стиснутым губам Алены.
Она попыталась замотать головой, но длиннорукий обвил ее шею – чудилось, захрустели косточки – и еще крепче прижал баклажку ко рту:
– Пей, не дергайся!
Помутилось в голове уже от одного запаха прокисшей браги.
– Ты… хочешь меня отравить? – выдохнула Алена, отворачиваясь из последних сил.
– Не бойсь, – успокоил разбойник. – Останешься жива. Это так, для храбрости. Ну, давай, ведь сверну шейку-то, вот те крест!
Его хватка стала нестерпимой, и Алена с дрожью разомкнула-таки губы.
«Ничего, – попыталась она себя успокоить. – Чуть эта сволочь отвернется, я два пальца в рот – все наружу и извергнется».
«Эта сволочь» широко распялила кривую щель, которая у добрых людей зовется ртом:
– Эх, молодец девка! Вот это по-нашему. Хвалю! Пей, пей! Чару пить – здраву быть, повторить – ум возвеселить, утроить – ум устроить, много пить – нестройну быть! – бормотал он, сопровождая одобрительным похлопыванием каждый Аленин глоток. – Ну, вот, всего-то и делов!
Баклажка, по счастью, была невелика, и скоро пытка окончилась. Алену так и перекосило от железистого винного вкуса, накрепко осевшего во рту, но тотчас в глазах у нее помутилось, и, чтобы не упасть, она принуждена была схватиться за того, от кого только что отбивалась изо всех сил.
– Э-э, теперь тебе разохотилось? – словно издали долетела до нее гнусная усмешка. – Но не проси, не уговаривай – больше лапать тебя не стану. Ничего, другие сыщутся, я же говорил. А пока – пошли, да порезвее!
И он зарысил по дороге, волоча за собою Алену, которая еле передвигала ноги.
С ней творилось что-то ужасное. Конечно, в жизни она пила мало, но не могло же так развезти от четырех глотков браги! Туда, конечно, было что-то подмешано, но кем? И зачем?
Впрочем, с каждым шагом это все меньше занимало Алену. Гораздо сильнее заботило, как удержаться на ногах, – нет, на том, что у нее сделалось вместо ног: какое-то месиво, каша какая-то. И в голове была теперь вязкая каша, в которой тонули обрывки мыслей.
«Кто… куда… Ленька… зачем?»
Еe мутило, все сливалось в глазах, она все тяжелее обвисала на руках незнакомца.
– Стой. Пришли! – пробился сквозь звон в ушах его голос, и Алена принялась хвататься руками за воздух, потому что провожатый ее отпустил, а стоять сама она была не в силах.
– Эй, держись, не падай. Еще успеешь належаться. Слышишь?
Кто-то затряс Алену, и она с трудом пошевелила губами в ответ:
– Слы… шу.
– Гляди туда! Ну!
Посланный развернул качающуюся Алену и ткнул пальцем в ночной сумрак, рассеянный впереди ярким факелом. В рваном круге света толклись женские фигуры – точно бабочки, слетевшиеся на огонь.
– Видишь? Ну, гляди! Видишь?
Алена с трудом разомкнула слипающиеся веки:
– Ви… жу.
– Там твои подружки, – поучал незнакомец. – Такие же молодки, вроде тебя. Иди к ним. Тебе будет весело! Иди. Ужо теперь они о тебе позаботятся!
Он подтолкнул Алену – она заковыляла, разводя руки, чтобы не упасть, – а сам канул в ночную тьму.
Какое-то бесконечное время Алена шла с закрытыми глазами. «Куда я иду? – наконец удалось спросить у себя самой. – Нет. Надо лечь… лечь…»
И она начала клониться к земле, как вдруг в голову вонзился пронзительный голос:
– Девки, гляньте! Еще одна!
Голос был незнакомый. Женский.
Алена повела головой, пытаясь увидеть своего провожатого, который непостижимым образом обратился в женщину, – и голос раздался снова, но теперь в нем слышалось искреннее удивление:
– Во набралась! Лыка не вяжет!
– Она не затем сюда пришла, чтоб лыко вязать! – хмыкнул другой женский голос, тоже незнакомый. – Эх, и справа у нее!
– Ты откуда? Чья? – не унимался первый голос.
– А тебе что? – осадила вторая женщина. – Там-то, чай, всем мужиков хватит, еще и останется.
– Пьянее вина! – Круглое лоснящееся лицо выплыло из мути, которая заволокла Аленин взор. – Ну и разит от тебя! Как бы храбрые драгуны не кинулись врассыпную. Ну-ка, пожуй!
В вялые губы Алены было всунуто что-то пряное, твердое, и она послушно принялась жевать.
– Ничего, это гвоздичка, – успокоила женщина. – Всякий грязный дух отобьет. Ты ладненькая, и одета на загляденье, и пахнешь теперь сладко… Вот только на ногах не стоишь! – засмеялась она, подхватывая резко шатнувшуюся Алену.
– А зачем ей стоять? – Второе лицо, худое, смуглое, вплыло в поле ее зрения. – Стоять, говорю, зачем?! Стоя такие дела не делаются! Ты, девка, вот что: лучше по казарме не шатайся, а как войдем – ложись на первые попавшиеся нары да юбку задирай – вот и вся твоя забота. На прочее умельцы сыщутся, драгуны сами знают, чего с тобой делать.
– Лечь… спать… – пробормотала Алена коснеющим языком.
– Спать? – с сомнением переглянулись ее новые знакомки. – Ну, это навряд ли…
– Девки! – перебил их возбужденный мужской голос. – Идите, девки! Чего стали?