Ядерная ночь. Эвакуация.
Шрифт:
А ещё гвардии ефрейтор начал в армии много читать, благо библиотека в части оказалась неплохая, а времени свободного было достаточно — кабина-то одноместная, никто над душой не стоит и через плечо не заглядывает. Доедут, бывало, до позиции, поможет Серёга развернуть комплекс, а потом назад, в свой «скворечник». Книжку из-под сиденья достанет, и вот они — другие миры! А на марше стихи дурацкие сочиняет. Ну как сочиняет? Если совсем точным быть, то чужие переиначивает в меру скромного разумения. «Когда с простым и нежным взором втыкаешь ты в меня свой крюк»… И прочая дребедень, родившаяся в
Но некоторые перлы Серёги нашли своих почитателей среди личного состава дивизиона, так что даже вседивизионный заводила, певец и балагур Васька Молчанов исполнял их в тесном кругу «дедушек». И старослужащим весело, и «черпаку» Прохорову неплохо.
Однажды, правда, чуть конфуз не приключился. Тогда в дивизию приехала толпа блогеров. Что это за звери, Серёга не знал и старался держаться от них поодаль. Тем более что толпа разновозрастных гражданских, которых водили по территории заместитель командира по воспитательной работе на пару с особистом, вела себя непривычно. Гости гомонили, смеялись непонятным Серёге шуткам, беспрерывно щёлкали вспышками дорогущих фотоаппаратов и задавали дурацкие вопросы. Ради пущей показухи по приказу комдива на почти двухметрового Серёгу нацепили разгрузочный жилет с подсумками и модный защитный шлем. Автомат тоже выдали, хоть и без патронов. Картина получилась внушительная, и когда гостей привели на площадку к тягачу, многие блогеры отреагировали незамедлительно.
— Маринка, смотри, какой фактурный солдат! — выпалила невысокая светленькая девчушка и принялась позировать на фоне несчастного Прохорова.
Ефрейтор до того смутился от вертящейся перед ним стройной фигурки в джинсах и курточке (по последней моде между верхним краем штанов и нижним — куртки оставалось расстояние шириной с немаленькую Серёгину ладонь, и мелькающая тоненькая белая веревочка трусиков-стрингов приковала к себе взгляд солдата), что не нашёл ничего лучше, как громогласно пробасить:
— Отойдите от часового! Стрелять буду!
Девчонка испуганно отпрыгнула, а её подружка, испуганно ойкнув, прокомментировала:
— Ну прям советская военная угроза в действии!
Подлетевший замполит (иначе его никто не называл, да и сам подполковник как-то сказал, что «замвосп» звучит по-идиотски) свистящим шёпотом пообещал несчастному срочнику всякие кары, если он не прекратит «кобениться и идиотничать». Правда, взгляда от поясницы блондиночки офицер тоже не отрывал.
История имела крайне неожиданное продолжение — после покатушек на тягаче-имитаторе, когда шумные гости уже собирались покидать расположение, светленькая подошла к стоявшему у машины Серёге и немного смущённо протянула ему небольшой клочок бумаги:
— Меня Валя зовут. Тут мой телефон и «мыло». Или в «жужу» вылезай, там я «Тинка-восемьдесят пять».
Остолбеневший «отличник боевой и политической» даже не успел спросить, что представляет из себя эта «жужа» и какое такое мыло может быть в бумажке, как барышня, стрельнув напоследок глазами, умчалась догонять свою группу.
Подняли их по тревоге вскоре после полуночи — дело для ракетчиков обычное, и, если бы не насупленное лицо командира батареи, всё выглядело, как всегда.
— Тревога не учебная, — начал капитан, оглядев жиденький строй «стратегов». — По местам! Прохоров, ко мне.
— Я, тащ капитан!
— Ты у нас лучший мехвод, так что тебе особое задание, — офицер достал из планшета карту. — Ты, сержант, садишься сейчас на «куклу» и, словно в жопу укушенный, начинаешь носиться по четвёртому и седьмому маршрутам. На позициях «двенадцать», «шесть», «семь» и «две шестёрки» активируешь имитаторы. С тобой в паре поедет лейтенант Сомов из штаба. Времени у вас — три часа. Понял?
— Так точно! — недовольно буркнул Сергей, но сонливость с него как рукой сняло. — Разрешите вопрос, тащ капитан?
— Разрешаю!
— Что делать после выполнения задания?
Офицер глубоко задумался и, наконец, после почти минутной паузы ответил:
— В расположение без приказа не возвращаться! Выйти в район озера Пудоро, — он показал сержанту на карте большое пятно юго-восточнее Бологого. — На соединение с батареей. Понятно?
— Так точно, товарищ капитан! Разрешите идти?
…Движок «МАЗа», словно по закону подлости, запускаться не хотел. Серега проглотил готовое сорваться матерное ругательство, глубоко вздохнул и снова нажал кнопку запуска: «Двадцать один, двадцать два, двадцать три»… На счёте «сорок семь» многоцилиндровый мотор недовольно рыкнул и запустился. Потом была безумная гонка по ночному лесу с прибором ночного видения. Кто не ездил — не знает, насколько картинка в «совиных глазках» отличается от реальности. Зелёно-чёрный мир, в котором ориентироваться куда как сложнее, чем даже ночью при свете узенькой полоски света из фар, прикрытых светомаскировочными створками. Иногда, по команде летёхи, сержант включал на несколько секунд фары.
Как ему удавалось вписываться в повороты, Серёга и сам не помнил. Хотя несколько раз деревья он, похоже, цепанул. Для его «многолапого слонопотама» это, конечно, не помеха, но всё равно — жаль, что нечисто прошёл маршрут.
На «точках» они, словно лоси в период гона, скакали по поляне, включая тепловые имитаторы, встроенные в надувные макеты, потом назад — в машину, и снова ракетный тягач ломится через леса и буераки, переваливаясь на особенно крупных колдобинах…
Управились, однако… А вот потом пошли непонятки — сначала лейтенант по переговорнику приказал остановиться и вылез из машины.
«Отлить, что ли, ему надо?» — подумал Сергей, но кипишиться и высматривать, чем это там занят офицер, не стал.
Стук в дверь кабины разбудил задремавшего было сержанта.
— Давай, Прохоров, вылезай! Ни хрена у меня не получается. Подсунули старую жестянку, дармоеды!
— Что стряслось, тащ лейтенант? — широко зевнув, спросил Серега.
— Да «уазик» завести не могу.
Выпрыгнув из машины, сержант огляделся.
В предутренних сумерках было видно, что остановились они на большой прогалине, которую пересекала разбитая лесовозная дорога. В стороне виднелось какое-то тёмное пятно — наверное, тот самый многострадальный «уазик».