Ядерные материалы
Шрифт:
– Давай с этим довеском разберемся по конечному результату, - с убедительной интонацией в голосе предложил Каменцев.
– Ну, гляди не обмани... Корабль в Питере лично встречу, понял? А с таможней у меня там завязки...
– Если я привожу в Питер машину, - произнес Каменцев абсолютно искренне, с нажимом отделяя слово от слова, - то ты получаешь не пятьсот долларов, а тысячу. Причем говорю тебе это нисколько об этой тысяче не сожалея!
СЕНЧУК
Домашний телефон Севастьянова был плотно, без пауз занят - видимо, произошла неполадка на линии.
Связавшись с
Позвонив в порт, выяснил, что таможенный чиновник пребывает дома, отдыхая после суточного дежурства.
Купив бутылку водки, плоскую стеклянную фляжку с коньяком, огурцы и колбасу, Сенчук направился по адресу, каким снабдил его Крохин, получивший необходимые данные наверняка неправедными усилиями мафии, опекавшей аферу.
Лифт в старом доме не работал, и Сенчуку, чертыхаясь, пришлось подниматься пешком по длиннющей лестнице на шестой этаж.
Позвонил в квартиру.
Дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась.
– Здравствуйте, - выдохнул он в образовавшуюся щель, различая в темной прихожей дородное женское лицо, химическую завивку и старомодные, с позолоченной перекладинкой-оправой очки, придававшие устремленному на него взору настороженную строгость.
Сквозь щелку дама подозрительно оглядела визитера, который отступил на шаг и снял шляпу, чтобы показать ей свою лысину. Этому фокусу его научил один знакомый комитетский опер, уверявший, что, отступая на шаг, внушаешь людям доверие, а Сенчуку думалось, что вид его лысины внушит доверия еще больше.
– Я к Севастьянову, - доложил Сенчук.
– А...
Дверь закрылась, цепочка звякнула, а затем дверь раскрылась вновь.
– Идите за мной, - сказала дама, направляясь в глубь квартиры каким-то длинным коридором с многочисленными дверьми - жилище, судя по всему, было коммунальным.
Стукнув в одну из дверей - двухстворчатую, в потеках облупившегося мебельного лака, крикнула:
– Лида, к вам!
На ее зов выглянула одетая в застиранный халат женщина - молодая, но уже непоправимо расплывшаяся. Темные волосы в беспорядке свисали вокруг ее бледного лица - усталого, но удивительно красивого, с тонкими, как на старинной камее, чертами.
– Я к Севастьянову, - повторно доложил Сенчук.
– Папа спит...
– Вот как? Тогда, может, я зайду попозже?
– Нет-нет, входите, я его разбужу...
Они прошли в просторную комнату, где на диване и в креслах валялось множество детской одежды - явно только после стирки и сушки. Дети, по всей видимости, ныне пребывали кто в школе, кто в яслях.
– Присаживайтесь.
– Она кивнула ему на стул, стоящий возле круглого обеденного стола, покрытого клеенкой, где, среди кофейных луж и крошек, стояла не убранная с утра посуда; крошки попали даже в масло, лежавшее на чайном блюдце, и облепили его, как мухи.
– Простите, здесь такой беспорядок, произнесла она смущенно.
– Я знаю, что значит вести хозяйство, когда в доме много детей, - сказал Сенчук.
– По-моему, матери семейства все простительно.
– Он засмеялся, и она ответила ему вымученной, но благодарной улыбкой.
– Мама в больнице, - пояснила виновато, - и отец пока переселился к нам.
– Кого там еще принесло?
– раздался заспанный голос, и в комнату, одетый в драную майку и шелковые пижамные брюки, вошел, выставив вперед тугое пузо, мордастый всклокоченный Севастьянов. Брылья его небритых щек свисали бульдожьими складками.
– О!
– изумленно уставился на Сенчука.
– Жора! Надо ж...
– И незваный гость хорош, когда он с гостинцем, - сказал Сенчук, выгружая из пакета снедь.
– А ты чего-то заспался, старая перечница! Кто рано встает, тому бог дает, не забывай!
– Кто рано встает, тот рано помрет!
– ответил хозяин, осматриваясь по сторонам.
– Лидка, что за бардак в доме, неряха! Правильно от тебя муженек свинтил! Со стола хотя бы прибери, пока я умоюсь!
Он исчез в коммунальном коридоре, а Сенчук, вглядываясь в фото хозяйки дома - школьной, видимо, поры, где стройная миленькая девушка обнимала огромный букет ромашек, - недоумевал, как от такого индюка могла родиться прелестная колибри. Ныне, правда, потраченная житейскими неразберихами.
Вернувшись после умывания и бросив на спинку стула влажное полотенце, Севастьянов уселся за стол, куда молчаливая и покорная дочка уже ставила тарелки и рюмки.
– А вот теперь мы можем приняться за работу, - сказал он, потирая руки и воодушевленно глядя на бутылку "Столичной".
– Чего будешь на закуску?
– спросил его Сенчук.
– Еда отнимает время у выпивки, - кратко ответил он.
– Но может быть, хотя бы сыру кусок?
– Тогда уж лучше коньяк, - сказал он, - им очень хорошо запивать водку.
– Папа!
– укоризненно произнесла дочь.
– Молчи, неряха! Он знает мои шутки! Мы с ним уже двадцать лет как. ..Ну, давай, опер Жора!..
Выпили.
Тактичная дочь ушла на кухню, и, воспользовавшись отсутствием свидетеля, Сенчук вкратце объяснил приятелю суть дела.
– А чего в контейнере?
– спросил тот, мигом посерьезнев.
– Если наркота или изотопы, сразу говорю: на хрен! И не уговаривай! Я знаю, что ты можешь заморочить мозги даже и самому дьяволу!
– Это мне еще предстоит, - сказал Сенчук.
– А с тобой я сейчас как на исповеди: неужто не знаю, что жить за счет государства куда как лучше, чем на государственный счет? И кой хрен всякую дрянь переправлять, если на ней так и так засыпешься? В ящике - цветные металлы. И от тебя одно требуется: поверхностный взор и закорючка в документе. За что и платят. Деньгами. Имеющими много степеней защиты от населения.
– Сколько?
– Пять тысяч.
– Десять!
– Тогда - пьем, закусываем и - разбежались, - снисходительно улыбнулся Сенчук.
– Ты со своим аппетитом всю прибыль откусываешь!
– Ну шесть, ладно, - сказал Севастьянов. От выпитой водки широкое рябоватое лицо его зажглось смуглым румянцем.
– Грабь, - вздохнул Сенчук.
– Да деньги нужны - видишь, от дочери муж ушел, бабка моя в больнице, вздохнул собеседник.
– А времена - ох лихие! За все золотом платим!