Ядовитые узы, или Два зельевара – гремучая смесь
Шрифт:
– Сай, ты же… девушка! – наконец, вымолвил Бретт, и эта фраза стала первым камешком в лавине эмоциональных возражений.
– Даже не думай! – кричала Лили, но я знала, что на деле у нее не хватит решимости меня удержать.
– Сай, она права! – как всегда, Бретт с трудом скрывал восхищение Лилиенной.
– Ладно вам, – Робин деловито пресек этот поток Риставии 8 , – Сай просто развернут на входе, нечего беспокоиться. На арене есть свой кодекс – никаких правил. И дам.
8
Риставия –
Похоже, он действительно знает, о чем говорит. Неужели не приврал о шраме? Но глупые правила меня не остановят – напугали виверну мягким местом!
– Никаких дам, говорите? – отбросив волосы назад, я немного понизила голос, – а что насчет милого юноши?
– Нет, Сай, – парни схватились за животы, и даже всегда сдержанная Лили покатилась со смеху, – ты слишком милая.
Ну, конечно, в этом полотняном платье только за прялкой сидеть. А вот если надеть костюм Робина…
В конечном итоге, друзья признали свое поражение. Называли меня сумасшедшей, но больше не спорили. Целый день мы бродили по нашим излюбленным местам, воскрешая в памяти то или иное событие – на счастье, ими тоже овладела ностальгия, как бывает на пороге нового, а вечером отправились в игорный квартал.
Роб уверенно лавировал по змеящимся улочкам, по сравнению с которыми Теневой переулок казался Селестарским трактом. Когда мы с трудом затолкали Бретта в простенок между домами, чтобы не нарваться на группу наритянских наемников, я слегка пожалела о своем безрассудстве. Хорошо, Лили осталась дома – от нее бы точно пользы не было.
Кроме этой маленькой встряски, пока все шло спокойно. Внимания на нас не обращали (значки были надежно укрыты плащами), и я все больше осматривалась по сторонам – вернее, подмечала мелкие детали, ибо почеркушки на местных заборах – не дворцовые росписи, чтобы на них любоваться. А вот словарный запас пополнить можно…
В общем и целом, на дне нижнего города кипела такая же жизнь, что и выше – торговцы предлагали товар, окна зазывали теплом и аппетитными запахами. Вот только торговали здесь всяко не газетами (разве что фривольного содержания), а к запахам примешивался сладковатый аромат горь-травы.
Робин тронул меня за рукав.
– Пришли.
В сердце екнуло со смесью бодрящего холодка и предвкушения. Как давно я хотела попасть на эти скачки – хотела и боялась. Хотела, потому что общепринятые правила всегда меня сковывали, боялась – потому что неизвестность страшит. Но со вчерашнего дня за моей спиной распахнулись крылья.
Я хотела летать.
– И куда теперь? – Бретт растерянно оглядывался по сторонам – ничего похожего на арену не наблюдалось. Да и шума от нее должно быть немало. Неужели ее запрятали… под землей?
Вместо ответа Роб молча толкнул калитку, почти сливающуюся со стеной. Через такую легко войти и выйти незамеченным. Я скосила глаз на Робина, но-новому оценивая друга, которого знала пять лет. Он определенно здесь бывал – если не в качестве участника, то зрителя – точно.
И тут звуки меня оглушили. Все ясно, на двери заклятие-артефакт. Мы попали в круглый каменный мешок – напичканный дверьми, как улей сотами. По центру на возвышении стоял деревянный стол, к которому тянулась разномастная очередь – нет, толпа, напомнившая насекомых, налетевших на сладкий плод. И сегодня им были гонки.
И сколько все-таки желающих поживиться! Числом почти половина нашего факультета. Лица неопределенного рода деятельности стояли локтем к локтю с зажиточными горожанами – и даже горожанками в чепцах и выходных платьях! Так-так…
– Робин, а как же «никаких дам»? – прошипела я ему на ухо.
– Наблюдать скачки им не воспрещается, – последовал ответ с самым невозмутимым видом.
Ну, хорошо. Пристроившись за каким-то щуплым типом, я заметила, что «очередь» расходится в разные двери по мановению руки распределяющего.
Роб перехватил мой взгляд.
– Они ведут на разные ряды и ярусы. Передние для посетителей побогаче, дальние для бедняков.
– Ну это понятно, – кивнула я, все больше уверяясь, что друг здесь по меньшей мере завсегдатай.
Наконец подошла наша очередь.
– Куда? – не поднимая головы от огромного пергамента во весь стол, односложно осведомился коротко стриженный мужчина – на вид типичный головорез, вроде тех не к ночи помянутых наритянцев, с бронзовыми торсами и саблями наголо. Сколько себя помню, в столице запрещено носить оружие, вот только какой патруль сунется проверять нижний город?
Я положила локти на стол.
– На арену. Я участвовать.
– Набор окончен, – в черных глазах проснулся интерес исследователя при виде чудного зверька, – приходи завтра к восьми…
– Нет, – судя по тону, завтра он скажет тоже самое, – я пойду сегодня и заберу главный приз.
Какой у них приз, одному Солнцу да может Робину известно, но пришла я не за этим. А за ощущением свободы, полной свободы с поводьями в руках.
– Слушай, парень, – ручища накрыла схему амфитеатра, – лучше свали отсюда и не лезь куда не следует, – слова тянулись с презрительной ленцой, наемник даже не угрожал всерьез – настолько недостойным соперником считал стоящего перед ним. Он не позволит участвовать, поняла я с предельной четкостью, ни завтра, ни послезавтра. А потом будет уже все равно.
Медленно, пуговицу за пуговицей я расстегнула позаимствованую куртку Роба, открывая белую блузу с серебряным значком на корсаже.
– Я не парень.
Да, я шла ва-банк, но так был хотя бы призрачный шанс, что владельцы решат позабавиться и выпустить на арену девчонку. А какие золотые реки потекут к ним в карман…
Все взгляды устремились к нам, Бретт и Робин тут же придвинулись по обе стороны, готовые – охранять… сражаться?
Гора мышц поднялась из-за стола, и я сглотнула. Возможно, решение было не таким уж и правильным.
Выражение смуглой рожи можно было охарактеризовать одним словом – кирпич. С вытаращенными глазами. Потом к мимике добавилась сальная ухмылочка.
– То-то мне показалось, что ты слишком смазливая для парня, – он выпростал руку вперед – убедиться, что ли? – но я ловко присела, и ладонь верзилы встретилась с массивным бюстом позадистоящей дамы в летах. Та заверещала, будто ее режут, и замахнулась ридикюлем.
– Нахал!
– Да что б тебя, старая собака! – распределяющий потирал подбитый глаз. Тем временем за честь дамы вступился кто-то из родственников, кто-то кого-то случайно толкнул, и завязалась куча-мала.