Ядовитый апельсин
Шрифт:
Игорь нахмурился.
– Ей тоже приносили апельсины?
– Да нет, апельсины – все мои. У Нины язва, с язвой-то нельзя. А мне несут, знают же, как я их люблю.
А у тебя – не язва, желчно подумал Игорь, но вслух сказал другое.
– Так раз нельзя, зачем же она ела?
– Игорек, – жалостливо посмотрела мать, – ну, если сильно хочется, один-то можно?
Один можно, с сарказмом подумал Игорь.
– Мам, скажи мне, пожалуйста, я правильно сейчас понял, что апельсины в палате были только у тебя, и ты угостила одним
– Ну, почему только Нину? – возмутилась мама, – я всех угощала! Вон Софья Владимировна, – мама кивнула на старуху в дальнем углу, – отказалась, и Зоя отказалась, а мы с Олесей, – она кивнула на ближнюю к ней женщину, – ели.
Игорь молчал. У него просто пропал дар речи.
– Ели, – с вызовом продолжила мать, – и ничего! Мне, правда, не понравился, я после ковида, знаешь, запахи до сих пор почти не чувствую. Как бумага был. Такой невкусный!
– А у меня кислый, – отозвалась Олеся.
– Мама…
– А что мама? Ну, и что, что эрозивный колит, я же один всего! И тот не доела, между прочим.
– Язвенный, мама. Язвенный колит.
– Ну, и что. Какая разница… Я же один!
Игорь только вздохнул. Вздохнул, закрыл глаза, и начал про себя считать, чтобы успокоиться.
– А знаете, – подала голос некрасивая женщина, которую мама звала Олесей, – у нас в палате вот двое после «короны». Я-то сама не болела, у меня прививка. А у Нины тоже обоняние не восстановилось до конца, я ей в самый первый день как она легла, говорю, ну, чтобы разговор начать, противно, мол, в больницах всегда так лекарствами пахнет. А она мне: «я не чувствую ничего». И Софья Владимировна тоже плохо запахи различает, но это от старости уже, а я вот чувствую.
Старуха в углу прошамкала что-то невразумительное.
– Так вот, Нина когда апельсин-то есть начала, до меня из того угла не сразу запах дошел. Сначала апельсином запахло, а потом я чую, вроде как уксусом. Она его доедала уже. А потом она в туалет пошла. Ну, я думаю, окно открыть надо, но Софье Владимировне холодно постоянно, я и вышла. Сыну позвонила, потом невестке, потом с сестрой постовой разговорилась, возвращаюсь – смотрю, Нина в кровати лежит белая вся, как стена вот эта, и зубами стучит. А на одежде у неё кровь – не кровь, что-то бурое, ну, я не сразу поняла, что это. Потом поняла: это кровь тёмная такая. Её, видимо, вырвало ею. Ну, я за сестрой и побежала.
Игорь вспомнил, что даже вечером, когда он зашел в палату, в ней всё ещё пахло уксусом.
– А что потом?
– Ну, потом её увезли. Нет, сначала сестра прибежала, посмотрела и за доктором побежала. Прибежал доктор, пощупал пульс, а она уже дышала, знаете, так часто-часто. Доктор закричал, и Нину быстро увезли. Этот только потом мы от сестер узнали, что она прямо на операционном столе у них умерла. Не успели, значит…
Голос у неё дрогнул и перешел на всхлипывания.
– А Зоя ваша где? – Игорь кивнул на расстеленную кровать.
– Да по телефону поди опять
– И когда Нина ела апельсин, Зоя тоже по телефону разговаривала? А вы все вчетвером в палате были?
– Нет, у Зои тогда процедуры были.
– Ей колоноскопию назначили, она после неё такая тихая вернулась, лежала потом весь вечер. Плакала даже. Мы сначала подумали, Нинку жалеет.
Олеся громко высморкалась. Игорь вспомнил, что Зоя вчера действительно выглядела неважно. Они все вчера выглядели неважно.
– Игорек, а знаешь, что я тут подумала? Это, наверное, разные апельсины-то были. Себе и Олесе я выбрала те, что помельче, они сочнее обычно. А Нинке крупный дала. Сорта разные. Крупные – мясистые бывают, я такие не люблю.
– И привозили тебе их разные люди?
– Конечно! Кто же будет и мелкие, и крупные набирать в один пакет? Они же в разную цену.
– Мама, срочно список всех, кто приезжал тебя навещать, и особенно тех, кто привозил апельсины.
– Вот Константин Юрьевич меня об этом же точно спросил.
– Значит, ты уже всех вспомнила?
– Конечно! Игорек, у меня прекрасная память, что ты, ей богу! Приезжала Ангелина Максимовна, самая первая, привезла апельсины и цветы от театра. Цветы воняли, я их выкинула.
Игорь не смог сдержать усмешки. Конечно, его мама, которая уже третий месяц не чувствовала никаких запахов, унюхала, что цветы воняли. Просто надо знать их отношения с Ангелиной Максимовной – это песня.
Неприязнь между ними со временем стала уже настолько комичной, что больше забавляла друзей и родных, чем настораживала. Лет пять назад они перешли на мелкие пакости, а в последние годы так вообще ограничивались только словесной перепалкой.
Игорь, правда, подозревал, что за этой, годами культивируемой ненавистью, на самом деле скрывается какое-то изувеченное восхищение друг другом. Иначе он не мог бы объяснить, почему две женщины прошли всю жизнь рука об руку, не переставая говорить друг о друге гадости.
– Потом была Рита с апельсинами и конфетами, я их даже попробовать не успела, так жалко! Надежда ещё была и Конкина. И ещё Светка Волошина, но она без апельсинов приходила, она наконец-то квартиру отсудила, ты представляешь?
– Какую квартиру?
– Ну, Светка Волошина! Она же судилась с родственниками за квартиру полтора года и, представляешь, наконец отсудила. Игорь, я поражаюсь порой твоей памяти, тебе абсолютно точно нужно пропить глицин. Послушай меня, я тебе дурного не посоветую!
Игорь только рукой махнул. Света Волошина, мамина старая подруга, была такой курицей, каких ещё надо поискать. Подозреваемая из неё была откровенно так себе.
Правда, и среди остальных представить кого-то в роли хладнокровного убийцы было трудно: женщины предпенсионного возраста, все плюс-минус ровесницы мамы, почти все семейные – ну, какие они отравительницы?