Ядовитый цветок
Шрифт:
— Я же едва касаюсь пола! Ты научил меня летать, милый.
— Это ты, Фея, разбудила спящую в «железном Уэлси» романтика и шалопая. Никто из нашей «конюшни» никогда не смог бы заподозрить меня в подобном авантюризме — ведь я тоже в жизни не танцевал этот чертов вальс. Кажется, его лучше слушать. Давай перекусим и подождем полонеза — возможно, получится лучше. — Усадив Сандру за стол, Берт посмотрел очень строго. — Но предупреждаю, с сегодняшнего дня мы основываем новые традиции клана Уэлси Стеферсонов Керри. Мы будем без устали тренироваться и танцевать вальс каждый год третьего ноября — в годовщину
Сандра приподняла крышку — в бархатной лунке сумрачно светился овальный аметист в обрамлении алмазных искр.
— Это самый темный камень, который удалось найти моему ювелиру. Точно так темнеют твои глаза, когда ты начинаешь колдовать, становясь феей. Одев кольцо на палец Сандры, Берт сжал её руку. — Мне хочется, чтобы отныне каждый час разлуки стал для нас океаном.
— Боже, Берт, ты, наверно, сочинял стихи в школе или печатался в студенческом альманахе! Постой, я сейчас вспомню… Ах, вот:
«Чтобы любовь была нам дорога, Пусть океаном будет час разлуки, Пусть двое, выходя на берега, Один к другому простирают руки. Пусть зимней стужей будет этот час, Чтобы весна теплей пригрела нас!»— В школе я, к сожалению, бил окна футбольным мячом. А о сонетах Шекспира узнал много позже. — Берт с улыбкой поморщился. — Не смейся. Я нашел томик сонетов в здешней библиотеке и был зачарован всем, над чем посмеивался раньше… Это колдовство, Фея. Никогда не переставай колдовать. — Берт наклонился к Сандре и поцелуй надолго соединил их объятия.
Музыка замолкла. В нависшей тишине громом прозвучал гневный голос, переходящий на истерический визг:
— Надеюсь, вы успели пожениться! Теперь я смогу обвинить тебя и в двоеженстве! Мерзавец, подонок, убийца! — Мона бросилась к Сандре. — А тебе я выцарапаю аметистовые глазки, фальшивая куколка с купленным лицом. Ха-ха! Да ты вся в шрамах, как уличная девка!
Берт едва удержал рвущуюся в драку Мону. Ее искаженное ненавистью лицо было ужасно. На посиневших губах повисла пена.
— Макс, врача, немедленно! — Крикнул Берт появившемуся дворецкому.
Закатив глаза, Мона навалилась на стол и рухнула, потянув за собой скатерть. С грохотом и звоном посыпалась на мозаичный пол праздничная сервировка. Судороги сотрясали тело Моны, Берту пришлось схватить за волосы её колотящуюся о камни и разбитый хрусталь голову. Опустив смычки, безмолвно созерцали происходящее одетые в черные смокинги музыканты.
Никто не заметил, как исчезла Сандра.
Глава 18
Альпийская зима в окрестностях Гриндельвальда радует туристов, направляющихся в полной спортивной экипировке на горнолыжные курорты. Здесь покоряют снежные склоны, катаются на санях с колокольчиками, бегают, прыгают, плавают, выделывают на лыжах трюки высшего пилотажа, балдеют вечерами в полутемных барах, до утра танцуют на дискотеках и без устали занимаются любовью. Пациенты «Кленовой рощи» проводят время намного скромнее.
С октября у большинства страдающих костной патологией, начинаются обострения. Постоянные боли и мрачная погода способствуют депрессии, которую трудно преодолеть даже при помощи приобретенных недавно супертелевизоров и компьютеров с набором игр, которые так любят лишенные движения дети.
У Сандры, проработавшей в «Кленовой роще» больше месяца, появились свои любимцы среди новых малолетних пациентов. Уже завершалось строительство специального корпуса, а пока маленькие инвалиды заняли палаты главного корпуса, предназначавшегося ранее для богатых больных.
Доктор Вальнер, вдохновленный поступившей ему от Сандры Керри крупными вложениями, изменил профиль клиники. Теперь сюда попадали преимущественно больные с врожденными аномалиями опорно-двигательного аппарата или с последствиями тяжелых травм. В основном, это были подростки и дети из семей, не способных оплачивать сложное лечение в дорогих клиниках.
Официально Сандра считалась совладелицей «Кленовой рощи», но она редко вмешивалась с организационный процесс, ограничивая свою деятельность функциями медицинской сестры.
Патрику Жуве почти год назад исполнилось пятнадцать. Единственный сын конторской служащей из пригорода Женевы, он подрабатывал, продавая газеты на перекрестках. Пьяный водитель, не сумевший затормозить, крылом автомобиля вмял парня в фонарный столб. «Его буквально отскребали от фонарной тумбы, а потом склеивали по кусочкам. То, что осталось, никогда не сможет двигаться, — сказал доктор Вальнер Сандре про нового пациента. — И всю жизнь ему придется лечиться». У Патрика осталось бедро правой ноги и коленный сустав с небольшой частью голени на левой. Он ни на что не жаловался, никогда не плакал и начисто разучился улыбаться. Маленькое смуглое лицо парня, некогда, очевидно, чрезвычайно подвижного и смешливого, стало похоже на физиономию грустной обезьянки: огромные, переполненные тоской глаза, и бороздки недетских бегущих вниз от уголков губастого рта морщинок.
Сандра удивилась, обнаружив, что подросток выбрал ту же самую площадку, что когда-то так понравилась ей. Однажды она застала его там с кипой журналов на коленях. Заметив медсестру, Патрик попытался скрыться в круто поднимающихся вверх аллеях. Его руки с трудом крутили колеса громоздкого кресла, на землю посыпались журналы.
Подобрав, Сандра протянула их мальчику. Он нахмурился и опустил глаза, показывая всем своим видом, что к беседе не расположен.
— Ты любишь автомобили? — Спросила Сандра не без удивления — Патрик читал «Скоростную трассу» и «Спортивный экспресс» за прошлый год.
— Это было раньше. Я катался по окраинам с девчонками на старом драндулете и мечтал о разном — о футболе, шикарных тачках, путешествиях… Это было давно.
— Раньше в здешней библиотеке не было таких газет и журналов. Теперь сюда привезли подшивки за целых пять лет. Об этом попросила доктора Вальнера я. И знаешь, почему?
— Кажется, понял. Смотрите. — Патрик развернул страницы. — Эти парни все время рискуют, ломают руки, ноги, даже позвоночник, а потом снова начинают сначала. Даже с протезами… Конечно, без ноги Гран-при не потянешь… Но ведь крутить руль можно.