Ядовитый воздух свободы
Шрифт:
С грустью подумав о том, как сейчас пригодился бы профайлер Тревербергского управления полиции Марк Карлин, Аксель чуть наклонил голову, чтобы показать собеседнику, что настроен продолжать беседу. Комиссар сидела на расстоянии вытянутой руки. Грин видел ее боковым зрением и считывал ее волнение. Она внимательно слушала и, кажется, вполне осознала свою оплошность в начале диалога. И сделала выводы. Достаточно точные, чтобы он снял с ее кандидатуры крест, небрежно поставленный вчера.
— Ну, как, — наконец заговорил Жанак. — Я в таких переговорах участия не принимаю, сэр. Как-то получил. Обычно ему звонит кто-то из «шестерки», говорит, что будет объявлена закупка. Самв… в смысле мистер Дженкинс решает, за какой объект бороться. Если выигрывает, то спускает задачу мне. Я уже прорабатываю проект, финальную смету, собираю команду и работаю.
Отметив то, что подчиненный не самого высокого ранга называет Дженкинса по имени, Грин задал новый вопрос:
— Господин Дженкинс лично руководит такими сделками?
— Вы представляете, какая это огромная куча бабла? — с неожиданным смехом спросил бригадир, впервые посмотрев детективу прямо в глаза. Тот спокойно выдержал его взгляд. — Спутник-7 сделал Дженкинса одним из самых богатых людей Треверберга.
— А вас?
— А что меня? Я бригадир. Я не собственник.
Это прозвучало нарочито спокойно. Аксель не смог бы с уверенностью сказать, скрывалась за словами печальная история или нет. Но Жанака вообще оказалось нелегко считать. Он был слишком откровенно нервным и взволнованным. Как будто само волнение использовал как ширму. Подобные беседы проходят по-разному. Грин видел всякое. И абсолютное спокойствие, и психотический бред. То, что демонстрировал Жанак, укладывалось в сто процентов учебников для будущих следователей. Именно это и настораживало. То, что принято в качестве нормы, нормой быть не может.
Нормы вообще не существует.
— Что можете рассказать про этот объект? Что там было?
— Если бы знал, не сказал бы. Вы себе хорошо представили гору бабла за объект? — Не дождавшись реакции, Венсан продолжил: — Так вот у меня такой договор с городом и шефом, что она покажется сущим пустяком по сравнению с грудой проблем, которые на меня навалятся. Не говоря уж о том, что я лишусь работы. А я еще не хочу на пенсию.
— Здесь убили человека.
— Ну да. Тридцать пять лет назад. Меня тут в тот день не было.
В тот день не было. Тридцать пять лет назад. Как-то слишком четко.
— А где вы были в тот день тридцать пять лет назад?
В импровизированном офисе повисла пронзительная тишина. Детектив спокойно ждал. А Венсан провалился в себя. Сложно было сказать, импровизирует он или действительно вспоминает, но лицо его остекленело. Он закусил губу. Грин заметил, что мужчина попытался сжать руки в кулаки, но в последний момент передумал. Его взгляд тоже затуманился, и Жанак опустил глаза на пол.
— Понятия не имею, — наконец выдал он. — Я даже не понимаю, какой это год.
— Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, мистер Жанак, — услужливо подсказал Грин.
— Ох. Не знаю. А что за вопрос такой?
Аксель бросил взгляд на Магдалену. Она, в отличие от Жанака, лицо держала. Но Грин считал удивление в глубине ее глаз. В ней сегодня что-то изменилось. То ли надломилось, то ли распрямилось, он пока не понимал. Но перемены ей несказанно шли. На щеках появился румянец, волосы тщательно вымыты и уложены в строгий деловой пучок. Темно-зеленая рубашка, брюки. Ее хрупкое тело не выглядело беззащитным. Магдалена перевела на него взгляд и слегка изогнула бровь, мол, что ты на меня смотришь, детектив?
Аксель, привыкший видеть врага во всем, что движется, мысленно притушил горящий напротив имени Тейн восклицательный знак. Может, она действительно чиста.
Или нет?
— Не уезжайте из города, о событиях шестьдесят седьмого года мы еще поговорим. Вы раскопали только одну лабораторию, мистер Жанак?
— Ну… мы сегодня вошли в другую. Но там пока стены не падали и скелеты не появлялись.
— Если появятся, позвоните комиссару. Спасибо за то, что уделили время.
Аксель встал, протянул мужчине руку, которую тот опасливо пожал, и, развернувшись, вышел из вагончика. Магдалена устремилась за ним. Очутившись на улице, Грин остановился и снова осмотрел площадку.
— Мне нужно две минуты, — сказал он Магдалене и направился к своей машине. Открыл ее, сел и достал блокнот. Принялся тезисно записывать мысли и наблюдения, сделанные в ходе беседы.
Из сосредоточения его вырвал звук открывшейся пассажирской двери. Аксель удивленно поднял голову и увидел, что Тейн уселась в кресло, закрыла за собой дверь и сияющими глазами уставилась ему в лицо.
— «А где вы были в этот день тридцать пять лет назад», — передразнила она, коверкая фразу. — Серьезно? В Треверберге учат подозревать всех во всем?
— Дайте мне закончить, а потом задавайте вопросы, — откликнулся Грин и вернулся к блокноту.
Он думал, что можно позвонить Карлину и описать ему собственные ощущения от беседы. Карлин мог бы что-то из этого вытащить. Или нет, скорее направил бы Грина к психоаналитику. Закончив заметку тезисом «испуганный гном», Аксель закрыл блокнот и посмотрел на комиссара, которая все так же сидела, развернувшись корпусом к нему.
— В чем именно ваш вопрос? — вежливо спросил он, убирая блокнот и карандаш в сумку.
— Вы прицепились к его фразе.
— Вы не думаете, что он сформулировал эту фразу странно?
— Вы всегда отвечаете на вопрос вопросом? — Тейн нахмурилась. При этом ее носик смешно сморщился.
— Вы задаете странные вопросы. Как вы считаете, почему я переадресовал ему его же фразу?
— Не знаю. Она показалась вам подозрительной, это очевидно. Но почему?
— Он постарался доказать нам, что не имеет отношения к этому делу, — решил объяснить Аксель. — Внезапное «меня тут в тот день не было», акцент на «тридцать пять лет назад» — это странно. Помимо того, он отчетливо вспомнил период «тридцать пять лет назад», но забыл год — шестьдесят седьмой. Когда человек просто рассказывает и размышляет, он не добавляет лишней конкретики. Конкретика, тем более такая, может свидетельствовать о лжи.
— А может не свидетельствовать.
— Знаете, как раскрываются преступления?
— Приходит гениальный Грин и все само собой складывается? — улыбнулась Магдалена.
Аксель выпрямился и прислонился спиной к дверце водителя. Уделив пару секунд мыслям о том, как стоит ответить, он решил не реагировать на колкости да тех пор, пока не поймет, что за ними скрывается. Пока что это походило на обыкновенную защиту, которой часто обрастали женщины-полицейские. Магдалена защищала свой мир, свою работу, саму себя от интервента.