Ядовитый воздух свободы
Шрифт:
Грин протянул правую руку, коснулся диктофона. Сейчас ее голос зафиксируют. Потом будут слушать чужие люди. Оценивать, препарировать ее, как студенты-медики лягушку на первом курсе. Под взглядом темно-синих глаз детектива Натали внезапно почувствовала себя совершенно обнаженной.
Аксель осторожно положил перебинтованную руку на столешницу и, взяв ручку, начал допрос:
— Спутник-7, Управление полиции, шестое июня, десять часов сорок семь минут утра. Допрос свидетельницы Натали Роше. Допрос ведет детектив Аксель Грин. Натали, пожалуйста, назовите свое имя и возраст.
— Натали Роше, двадцать пять лет, — прошептала она.
— Громче, пожалуйста, это важно для протокола. — Грин произнес это мягко, почти нежно, но Натали показалось, что он хлестнул ее по лицу.
— Меня зовут Натали Роше, мне двадцать пять, я библиотекарь. Работаю в детской библиотеке Спутника-7.
Она схватила со стола чашку и сделала жадный глоток. Аксель наблюдал за девушкой с холодной улыбкой на застывшем лице. С ним что-то было не так. Натали слышала, что женщина, которая взорвалась вместе с автомобилем, являлась сотрудницей полиции. Они с детективом были близки? Что их связывало, если эта женщина ушла от него в халате в пять утра и села в его автомобиль? Может, за холодностью он скрывает боль? Нет, это не боль. Она ощущается иначе. Боль растекается в пространстве вокруг человека расплавленным металлом, прорубая себе дорогу и оставляя следы. Она заразительна, как радиация. А от Грина не исходило ничего, кроме вежливости. Свидетельница чувствовала чудовищную дистанцию. Так ощущает себя человек, которого захватила обратная тяга волн. Его несет в открытое море. А берег — рядом, но с каждым мгновением все дальше и дальше. И чем больше ты борешься, тем меньше шанс спастись.
— Спасибо, что пришли, мисс Роше, — дежурно продолжил детектив Грин. — Мы встретились с вами на площадке между домами улица Нейтрино, семнадцать и улица Нейтрино, пятнадцать. Расскажите. пожалуйста, что вы там делали.
— Я развешивала белье.
— В пять утра?
— Я… — Девушка вспомнила события предыдущих дня и ночи и отвернулась. — Я не могла уснуть, решила постирать и увлеклась. А если не развесить белье, то оно будет неприятно пахнуть. Дома у меня нет места. Я использую веревки во дворе. Так все делают, в этом нет ничего странного, почему вы так смотрите на меня, детектив? Вы не знаете, что постиранное белье нужно сушить?
Он бросил на нее слегка удивленный взгляд, но на провокацию и попытку сбить его с линии допроса не поддался. Натали стало грустно. Она не умела себя защищать, тем более перед лицом служителя закона.
— Расскажите, пожалуйста, подробно, что вы увидели, когда пришли на площадку.
— Когда я туда пришла, все было спокойно. Вы ведь хотите, чтобы я рассказала про взрыв, а не про то, что там увидела? Так вот, машину я заметила не сразу. Я поставила тазик с мокрым бельем на скамейку и задумалась. Мне хотелось подышать и побыть наедине с собой.
— Что было дальше?
— Я увидела женщину в белом халате. Она подошла к машине, открыла ее.
— Что вы можете сказать об этой женщине?
Натали смущенно подняла на него глаза.
— Красивая, стройная. Не то что я.
Последнюю фразу она добавила чуть слышно. Аксель не произнес и слова, но девушка заметила, что лицо детектива на мгновение дрогнуло, будто он все-таки хотел что-то сказать. Но не стал. Запись.
— Что было дальше?
— Она села в машину. А потом… а потом такой грохот. Я упала. Не понимала, что происходит. Шум, дым, взрыв. Кажется, я закричала. А потом пришли вы.
— Окна вашей квартиры выходят во внутренний двор?
— Да, детектив.
— Сегодня ночью вы не видели ничего необычного?
Натали сосредоточилась. Она понимала, что вопрос с подвохом. Но раскрывать перед детективом корзину с собственным грязным бельем она не планировала. Ни за что. К делу это не относится.
— Простите, детектив, нет.
— Тени, движения, люди. Обычно в этом дворе много людей?
Она пожала плечами:
— Да нет. Двор как двор. По ночам наш городок спит. Почти все работают на производствах. Это тяжело. Люди устают и прячутся по квартирам.
— Натали, это очень важно. Если вы не спали, вы могли заметить того, кто установил бомбу.
В комнате для допросов повисла тягучая, муторная тишина. Натали откинулась на спинку стула, не отводя от детектива испуганных глаз. Ей вдруг стало грустно до слез. Его внимание, его трепетность, вежливость — это все ради фоторобота? Да даже если там кто и ошивался вокруг машины, она же сказала уже, нельзя рассмотреть. Расстояние, тьма, неудобный угол обзора.
— Во дворе ходили люди. Но, детектив, там нет фонарей. Я бы при всем желании не разглядела.
— Когда вы сели у окна, Натали? В какой момент вы устали от того, что происходило, и просто сели у окна, а потом решили, что все-таки пора выйти и развесить белье?
Да откуда он знает?!
— Наверное, часа в три-четыре. Я просидела час. Или два. Я не помню. Думала о своем.
— И что вы видели?
— Кто-то ходил.
— Вы можете описать одежду или походку?
— Толстый. — Она закрыла глаза. — Как будто переваливался. Как будто пьяный. Я подумала, что пьяный. Не обратила внимания. Вы думаете, эти тени… кто-то из них причастен? О. Вы… вы же вчера приехали с работы. Значит, кто-то… да. Детектив, но было темно. Там много кто ходил. Вечером.
Грин сделал несколько пометок в протоколе.
— Давайте еще раз опишем ваш вечер. Во сколько вы пришли с работы и что было потом?
— А это… обязательно?
— Информация конфиденциальна. Каждое ваше слово может дать зацепку, это очень важно для полиции, мисс Роше. — Он нажал на паузу, наклонился через стол и посмотрел ей в глаза. — Лучше вам рассказать все мне, чем дожидаться проверки из Треверберга. Я бы не хотел, чтобы вы испытали неприятные минуты общения с моими коллегами.
Он снова включил запись, не дав Натали опомниться. Последняя фраза не просто звучала как угроза — это было вполне конкретное предостережение, которое ставило девушку в тупик. Но выбора не было. Она не хотела раскрывать душу. Была не готова заглянуть в нее даже сама.
Она начала рассказ, тщательно маскируя личные неурядицы. С работы обычно она приходит в пять-шесть вечера. Если едет на автобусе, то в пять. Если идет пешком, то ближе к шести, потому что не спешит, любуется городом. Вчера Натали шла пешком, ей хотелось побыть наедине со своими мыслями. Она добралась домой, поставила чайник, приготовила скромный, но вкусный ужин. Одна. Да, она была одна. Разве женщина не имеет право провести вечер в одиночестве? Она читала «Унесенных ветром» и потеряла счет времени. Поняла, что не уснет, решила убраться и выстирать накопившееся белье. А потом долго сидела у окна. Вышла из дома, а все остальное она уже рассказывала. И вообще ей нужно на работу. В четверг библиотека открывается в одиннадцать, сменщицы у Натали нет.