Ягайло – князь Литовский
Шрифт:
Ольгерд правил следуя принципу римских императоров: «Разделяй и властвуй». Великокняжеские земли и владения литовских князей на присоединенных территориях, как правило, располагались между землями русских феодалов. Таким образом, местные династии изолировались друг от друга, и в случае возникновения мятежа не составляло труда разбить их поодиночке.
Три десятка лет непрерывной борьбы не прошли бесследно для Ольгерда. Беспокоили раны, полученные в битвах, да и возраст давал о себе знать. И хотя ум его по-прежнему оставался ясным и чистым, все труднее становилось заниматься государственными делами из-за частых болезней. И на тридцать
Возможно, он решился на этот шаг, чтобы скрыть от людей старческую немощность, характерную для людей такого возраста. Хотя трудно разгадать все поступки этого удивительного человека.
В небольшом и не самом богатом монастыре на живописном берегу Вилии Ольгерд стремился обрести покой, отдохнуть от многочисленных забот – непременных спутниц владыки княжества, которое за время его правления превзошло размерами большинство западных государств.
Иногда Ольгерд в сопровождении монаха покидал обитель и совершал небольшие путешествия по Аукштайтии и Жемайтии. Большая часть его жизни прошла за пределами Литвы, но князь любил свой маленький край лесов и болот, голубых озер и небольших речушек больше огромных и шумных городов Руси, плодородных земель Подолии, Галиции и Волыни, за которые приходилось бороться.
Настоящего покоя не нашел Ольгерд и в монашеской келье. Почти ежедневно к нему приезжали литовские бояре и князья, сыновья, брат Кейстут и жена Ульяна – одни за советом, другие навестить своего отца или родственника, третьи повидать боевого товарища. Таким образом, Ольгерд невольно оставался в курсе всех дел княжества и помимо своей воли продолжал им управлять, давая советы гостям. Да и не смог бы он сам прожить и дня, не думая о государстве, которое создавал и защищал всю жизнь собственными руками. Видно не суждено Ольгерду обрести покой в этом мире.
3. У княжеского ложа
По-прежнему чутким слухом Ольгерд уловил стук копыт приближающихся лошадей. «Наверное, Ягайло спешит, – подумал старый князь. – Удалось Войдылле расшевелить ленивого отрока». Догадку подтвердил вошедший в келью монах:
– Князь Ягайло только что прошел врата обители.
– Хорошо, брат Арсений, проводи его ко мне немедля.
Монах вышел и, спустя некоторое время, молодой князь переступил порог кельи.
Ольгерд встретил сына ласковой улыбкой. Тяжелая болезнь не позволила старику в полной мере испытать радость от встречи с родным человеком. Вымученная улыбка придала лицу Ольгерда несколько жалкое выражение. Хотя слово «жалость» явно не подходило для того, кто заставлял дрожать население всех княжеств, граничащих с Литовским государством.
– Здравствуй, сын мой, – медленно произнес старый князь. – Давненько ты не заезжал ко мне. Никому не нужен жалкий, беспомощный старик, одной ногой стоящий в могиле.
– Отец!.. – вырвалось у Ягайлы. Он бросился к ложу Ольгерда, опустился перед ним на колени и припал щекой к отцовской груди.
– Ладно, сынок, не оправдывайся. Приехал сегодня, и хорошо. Мне легче будет умирать, попрощавшись с тобой… Я слышал стук копыт двух лошадей. Кто тебя сопровождал в пути? Слуга?
– Ганко прибыл со мной, - пояснил Ягайло.
– Он остался во дворе.
– Брат Арсений, – негромко промолвил Ольгерд, и монах немедленно появился в келье. – Приведи ко мне, брат Арсений, того витязя, что приехал с сыном.
Монах вышел, а Ольгерд дрожащей рукой медленно, с любовью взъерошил волосы Ягайлы и предложил:
– Сядь на скамью, сынок. Ты, верно, устал с дороги.
Спустя немного времени дверь открылась, и в образовавшемся проеме показалось могучее тело Ганко. Голова богатыря осталась вне поля зрения находившихся в келье, так как ее скрывал дверной косяк.
– Входи, входи же, Ганко. Не надо церемоний сегодня, – произнес Ольгерд, видя его нерешительность.
Пригнувшись, Ганко боком протиснулся в келью. Глухой скрежет кольчуги о дерево сопровождал его появление. В левой руке, как игрушку, держал он тяжелый островерхий шлем. Богатырь смущенно поклонился бывшему повелителю и промолвил:
– Приветствую тебя, великий князь.
– Не называй меня, Ганко, великим князем. Пред тобой лежит смиренно ожидающий своей кончины монах – брат Алексей. Как я завидую твоей силе и молодости…, – подавив приступ глухого кашля, продолжал Ольгерд. – Все бы отдал: свое имя, литовский трон, принадлежащие мне земли за то, чтобы опять стать молодым, пусть даже простым воином. Как хорошо, Ганко, просто жить! Наверное, все осознают это по-настоящему лишь в свой смертный час.
Молодость, молодость! Она пролетела в походах и боях, как горячий арабский жеребец, не знающий седла. Кажется, еще вчера я и братья сидели за одним столом с отцом Гедимином, а ведь прошло три с половиной десятка лет, как он покинул этот мир. И братьев иных уж нет на этом свете. Как один день пролетела вся моя жизнь, вся осталась позади, а впереди черта, за которой смерть. Я иду к ней и не могу остановиться, впервые я так бессилен. Перед лицом смерти все равны: и великий князь, правящий многими народами; и смерд, всю жизнь ходивший за сохой; и ремесленник, делающий горшки. От нее невозможно откупиться золотом, против нее бессилен острый меч. Жаль, что ухожу из жизни, многое не успев довести до конца.
– Тебе ли жаловаться, князь, что мало успел совершить в этой жизни! – вдохновенно воскликнул Ганко. – Ты раздвинул границы Литвы до необозримых пределов…
В это время опять вошел монах и, бесцеремонно прервав речь богатыря, обратился к Ольгерду:
– Брат Алексей, к тебе гости: жена, брат и сын, а с ними Войдылло.
– Сын!? Который сын?
– Скиргайло.
– Проводи всех ко мне, брат Алексей.
Первой в келью вошла княгиня Ульяна, жена Ольгерда. На вид ей было лет шестьдесят. Глубокие морщины, избороздившие лицо матери Ягайлы, не сумели полностью уничтожить былую красоту.
За княгиней показался Кейстут. Правой рукой он опирался на трость, расписанную золотом, рукоятка которой была из красного сердолика. И хотя ему перевалило за седьмой десяток, трость старый князь носил больше для важности, чем по необходимости.
Вошедшие следом Скиргайло и Войдылло, несмотря на разность их происхождения, были схожи как братья. Их объединял, прежде всего, одинаковый возраст, да и одевался Войдылло по праву княжеского любимца у портного великих князей литовских.
Почтительно поприветствовав своего бывшего господина, все обступили ложе тесным полукругом. Ганко и Войдылло, соответственно своему положению, встали позади сиятельных гостей Ольгерда. В тесной келье, которую никогда прежде не посещало такое количество людей одновременно, воцарилось молчание. Все, пока еще неосознанно, ждали чего-то важного, что должно исходить из уст Ольгерда.