Ягайло – князь Литовский

Левицкий Геннадий Михайлович

Когда на небе появились первые звезды, траурная процессия приблизилась к одному из холмов, возведенных природой вблизи Вильна. Именно его выбрал Кейстут для прощания жителей княжества со своим повелителем. К моменту подхода процессии с телом усопшего князя здесь было все готово для совершения обряда. На вершине холма из бревен соорудили огромную башню, которая заканчивалась открытой площадкой. Площадка была сплошь утыкана столбами, на которых висели вещи, принесенные в жертву богам в честь умершего. Это, прежде всего оружие: мечи литовской работы и привезенные из далеких стран, щиты, сулицы [3] , шлемы, кольчуги, латы; здесь же были дорогие одежды из золотой парчи, пестрого дамаста, атласа, тонкого сукна.

3

Сулица –

короткое метательное копье. В войске Великого княжества Литовского было на вооружении и конницы и пехоты. Употреблялось в 12–14 вв.

Сооружение венчали два стяга, прикрепленные крест-накрест. Первый был черного цвета, как и сама смерть. На втором была изображена литовская «Погоня»: на красном полотнище выделялась фигура всадника в панцире, который сидел на сером скачущем коне. Правой рукой всадник высоко над головой занес меч, готовый сразить врага; с левой стороны он прикрывался щитом. Фигура всадника означала воина, готового оборонять свою родину от врага.

К столбу с прикрепленными стягами был привязан боевой конь Ольгерда, покрытый красивой попоной. Великолепная сбруя коня выработана из серебра и осыпана бирюзою, рубинами и другими драгоценными каменьями. Ненамного суждено коню пережить своего господина, которому он много лет служил верой и правдой. Вокруг башни в ожидании такой же печальной участи стояло еще семнадцать боевых коней.

Тем временем гроб сняли с повозки и поставили себе на плечи шестеро юношей знатнейших литовских родов. Медленно понесли они свою ношу вокруг холма. За ними начала выстраиваться живая людская цепь сообразно положению, занимаемому в княжестве. Траурное шествие возглавляли ближайшие родственники покойного: Ульяна с Ягайлом, Скиргайло, Кейстут со своими сыновьями Витовтом и Жигимонтом. Шел вместе с ними и возвратившийся с охоты Андрей Полоцкий.

В угрюмом молчании следуют знатнейшие мужи Литовского государства за бездыханным телом своего господина. А он лежит, исхудавший за время болезни старик, с морщинистым лицом, в обрамлении прядей редких седых волос. Обычная смерть в его возрасте, судьбой и так немало отпущено ему лет. Однако эта обычная смерть потрясла всех именитых князей Великого княжества Литовского. Идя за телом Ольгерда, каждый из них думал над своим будущим. Одни злорадствовали, радуясь, что смерть наконец-то прибрала извечного врага. Другие искренне скорбели о своем боевом великом товарище и друге. Третьи пытались предугадать свою дальнейшую судьбу и мысленно определяли нового господина. А некоторые и сами с недвусмысленными намерениями поглядывали на опустевшую половину трона Литвы. (Вторую половину его занимал Кейстут.) Но никого, решительно никого, не оставила смерть великого князя равнодушным.

Гроб с телом покойного во главе траурного шествия описал несколько кругов вокруг холма и приблизился к бревенчатой башне. По широким ступеням печальную ношу подняли на вершину башни и опустили вовнутрь ее через окно, специально для этой цели проделанное. Окно закрыли дощатым настилом. Некоторое время подождав, пока люди, сделавшие это, покинут башню, Кейстут махнул тростью и десятки горящих факелов полетели в сторону бревенчатого строения.

Произошло невероятное. Огонь вспыхнул с невиданной ранее силой. В мгновенье ока вся башня была объята гигантским пламенем. Раздавшееся дикое ржание коня великого князя тут же затихло навеки. Неведомая сила выхватила из пламени несколько бревен и разбросала их в разные стороны. Одно из них, обуглившееся, но еще не успевшее загореться, подкатилось к ногам князя Андрея Ольгердовича. В воздухе распространился едкий, удушающий запах. Страх, доходящий до ужаса, поразил толпы собравшегося народа. Кто умел, тот начал креститься, кто не умел – падал ничком наземь, некоторые бросились прочь от страшного пламени.

Тайна невиданной силы огня была довольно проста. Вездесущий Войдылло раздобыл у немецких купцов пороха (вещи малознакомой в то время для Литвы) и поместил его в башню. Страшный огонь пропал почти так же быстро, как и появился, и вскоре горящая башня стала напоминать обычный пожар, столь часто случавшийся в Вильно. Выброшенные бревна мужчины затащили крючьями обратно в огонь, а суеверные литвины понемногу оправлялись от пережитого страха.

Приближалась та часть погребенья, ради которой и пришло большинство полуголодных крестьян и городской бедноты – тризна во славу покойного. И она обещала быть обильной: огромные стада княжеских овец, баранов терпеливо ждали своего смертного часа. Вокруг холма стояли десятки бочек с вином и медами, но никто не смел к ним прикоснуться раньше установленного часа. Но вот Кейстут опять взмахнул тростью, и виночерпии начали наполнять хмельными напитками чаши, миски, кувшины, шапки всех желающих. Пастухи прямо в толпы народа гнали бедных животных, предназначенных в жертву. Люди тут же принялись рубить им головы и потрошить. То тут, то там начали загораться костры. Вскоре все огромное поле вокруг холма было усеяно огнями, и стало светло как днем. На добрый десяток верст в воздухе висел запах дыма и жареного мяса. Обглоданные кости по традиции бросались на главный костер.

Был конец мая. Урожай прошлого года бедняки давно роздали за долги, отдали в счет уплаты налогов или просто съели, новый же урожай еще не созрел. Для многих траурное пиршество было единственной возможностью наесться досыта, и они ели и пили до изнеможения. Лишь после восхода солнца, когда все было выпито и съедено, люди начали покидать место погребения.

К полудню опустевший холм и окрестности напоминали покинутое поле сражения. Земля была обильно полита кровью жертвенных животных, повсеместно валялись различные вещи из обихода литвинов: сломанные ножи, растоптанные шапки, кружки, разбитые бочки из-под хмельных напитков. Сходство с полем боя дополняли десятка два лежащих на земле литовцев. Большинство свалила с ног хмельная сила, но были и такие, которым уже не суждено встать. Одного человека убила раненая лошадь, еще несколько крестьян умерло от обилия поглощенной пищи и выпитого вина. Жены и родственники покойных, не дождавшиеся их возвращения, придут и похоронят своих кормильцев, но далеко не так пышно, как хоронили великого князя.

Догорающий погребальный костер охранял отряд вооруженных литовцев, дабы никто не посмел его осквернить. Когда потухнет последний уголь, придут те же крестьяне, чтобы насыпать огромный курган из земли над прахом господаря.

По всей Литве разлетелись вести о великом погребении владыки княжества. Истинное место захоронения Ольгерда было вскоре забыто. Монахи упорно доказывали одиноким странникам, что прах Ольгерда покоится именно у них в монастыре, а не сожжен на холме близ Вильна. Но им отказывались верить.

5. Княжеский совет

Через два дня после похорон Ольгерда Кейстут созвал совет. Он не любил откладывать решение важных дел на долгое время. Тем более что предстоящий совет должен рассмотреть завещание Ольгерда, а воля покойного брата для Кейстута была больше чем закон.

Обычно совет состоял из потомков Гедимина – основателя правящей династии. Иногда приглашались крупные магнаты из наиболее приближенных к великим князьям. Их присутствие требовалось для решения тех или иных вопросов, связанных с деятельностью приглашенных.

Сегодня совет состоял только из представителей великокняжеской семьи.

На сверкающем золотом широком и массивном троне восседал Кейстут. По всему видно, что трон предназначался для двоих человек, ибо Кейстут не занимал и половины его.

Женщины на совете не имели слова, однако, княгиня Ульяна с незапамятных времен являлась частой гостьей на подобных заседаниях. Возражать против таких визитов жене великого князя никто, конечно, не решался. Пришла княгиня и на этот раз.

Из двенадцати сыновей Ольгерда на совете присутствовало только четыре: Андрей Полоцкий, Дмитрий, Ягайло и Скиргайло. Первые два – старшие – были сыновьями Ольгерда от брака с витебской княжной Марией. Андрею в ту пору было пятьдесят два года, однако, выглядел он моложе прожитых лет. По-прежнему любимым увлечением этого человека была охота, сопровождаемая бешеной скачкой на лошади.

Неизвестно как попавший в Вильно, брянский князь Дмитрий был ненамного моложе Андрея. Держались старшие братья на совете вместе, и в то же время как бы отделившись от остальных родственников. Их опасное соседство таило в себе угрозу для Ягайлы. Это чувствовали все: и Кейстут, и Ульяна, и главный виновник нынешнего заседания.

Ягайло, в свою очередь, сидел рядом со своим младшим братом – двадцатитрехлетним Скиргайлом.

Присутствовали на совете и два сына Кейстута. Старший – Витовт – широкоплечий, невысокого роста, с суровым лицом, но не лишенным благородства сердцем, был во многом похож на отца. Недаром Кейстут любил говорить, что, глядя на Витовта, он видит себя в молодости.