Якутский след
Шрифт:
Служба у Виктора не заладилась. Виктор не мог понять, почему командир части Василий Иванович Фортушный гнобит его. Причиной же послужило то, что Люся никогда не здоровалась первой с Фортушным, к его большому неудовольствию. А встречались они с завидным постоянством в одном и том же месте у скопского дома, в котором теперь была аптека. Как следствие этих встреч Виктора регулярно сажали на гауптвахту. Видимо терпение Фортушного лопнуло и, когда в очередной раз пути его и Люси пересеклись, он остановился, глядя на неё начальственно, в упор, недовольно буркнул:
– А почему Вы со мной не здороваетесь?
– Вы мужчина, Вам первому
Фортушный молчал, не зная, как ответить на такую дерзость, так офицерские жены с ним еще не разговаривали.
–У Вас все, Василий Иванович? – спокойно спросила Люся.
Фортушный смутился, нелепо похлопывал себя руками по бокам, будто согревался – перед ним стояла маленькая худенькая девушка. Люся едва заметно улыбалась, ни враждебности, ни вызова в ее взгляде не было.
– Передайте супругу, Людмила Александровна, чтоб зашел ко мне, – после небольшой паузы завершил разговор Фортушный.
«Оказывается имя мое знает», – усмехнулась про себя Люся и заспешила на работу. На ней был тулуп и простые черные валенки; торбаса, расшитые бисером, у нее появятся позже.
С этого дня Виктор больше на гауптвахты не попадал. На следующий день он принес спец паек, укомплектованный деликатесами, упомянул, что приглашен к Фортушному в пятницу на преферанс. В дальнейшем по пятницам он играл в преферанс в кругу офицерской элиты, приходил домой поздно, бывало за полночь.
В одну из таких долгих зимних пятниц, когда Люся готовилась ко сну, Виктор отсутствовал, а сын Юра уже спал, кто-то начал барабанить в дверь. Голос стучавшего был нетрезв, речь несвязна – он просился в дом, мат и жалостливое подвывание то затихали, то усиливались.
Люсю охватил страх. Она слышала истории о зэках – беглецах из колонии, что располагалась рядом с Мархой.
Человек за дверью ни на один ее вопрос толком не ответил, Люся не смогла определить – мархинский он или нет, а потому почти была уверена, что это зэк.
Люся лихорадочно стала соображать, чем она может дополнительно блокировать дверь, ничего не придумав – взяла стул и просунула ножку в дверную ручку. Человек продолжал стучать, но как-то все тише и тише и вскоре стук прекратился.
Люся легла в кровать, но уснуть не могла, ее мучили сомнения: «А если он уснул в сенях? Замёрзнет…». Преодолев страх Люся вылезла из кровати. Стрелки на часах приближались к полночи. Люся решила, не дожидаясь Виктора, посмотреть – куда делся пришлый гость. Открыла дверь в сени. Тишина. Никого. Люся заглянула в подсобку, пристроенную в сенях, и увидела молодого парня. Глаза закрыты, веки покрыты инеем, схваченное морозом неживое лицо, бесцветный крепко сжатый рот. «Замерз», – Люся, не думая более зэк или не зэк, потащила его волоком в комнату. Затащив, оставила на полу, взяла бутылку со спиртом, чтобы растереть парня, стащила с него верхнюю одежду. В сенях послышался узнаваемый шум – «Ну, наконец, Виктор пришел».
Они вдвоем раздели незнакомца и растерли его спиртом. Хлестнули пару раз по щекам, приводя того в чувство. Верещагиным удалось спасти парня. Им оказался житель Малой Мархи, перебрав, но, как ему показалось не добрав, он пошел в Среднюю Марху в гости и заблудился, стал замерзать в легкой куртке, стучался во все двери, но никто ночью ему не открыл.
«Какой ужас, по утру был бы труп…», – думала Люся про себя, отпаивая чаем незваного гостя.
В первую мархинскую весну Люся подняла целину – вскопала огород за домом, маленький такой – метр в ширину и два в длину. Тяжело было, но рук не сложила. Мечтала быть агрономом, а стала врачом по нелепой случайности. Приехала в Ленинград поступать, искала Сельхозакадемию и не нашла, не знала, что та располагалась в Пушкин. Решающим фактором поступления Люси в Санитарно-гигиенический медицинский институт стала маленькая приписка на объявлении о наборе студентов – «Иногородним предоставляется общежитие».
Посадила Люся петрушку, укроп, морковку, зеленый горох. Офицерские жены пальцами тыкали, смеялись. Работать в Мархе было негде, поэтому они слонялись из угла в угол, сплетни собирали, флиртовали со скуки.
На удивление урожай взошёл – смеяться перестали. Придет Люся с работы, а местная детвора уже ждет ее; давала каждому по горсточке зеленого гороха, в другой раз – морковки, что поспеет, тем и угощала. Не было случая, чтоб урожай обнесли.
Осень подкатила, выдали паек – мешок капусты. Привезли бочки. Люся купила пять килограмм соли, нашинковала капусту, пересыпала солью – не пожалела, и стала ждать когда забродит. День не бродит, два не бродит, неделю – ничего не происходит… влила в бочку ведро воды. Снова ждёт … Дождалась – пока вонь из бочки на весь двор не пошла. «Пятью килограммами можно ж было тонну капусту засолить, а не то, что мешок», – посмеялся сосед, но следующей осенью научил Люсю солить капусту. Больше проколов у нее не было.
Пролетел год со дня приезда в Марху. Глаз попривык, притерся к Мархинской серости, стали проявляться цвета и даже оттенки. Жизнь уже не казалась безнадежно унылой, как в первые дни приезда, повседневные трудности якутского быта больше не пугали, впереди ждали новые горизонты впечатлений и открытий, радостей и огорчений.
Ромео и Джульетта
История эта известна всей Мархе, народ приписывал ей то, чего и не было, я же перескажу ее коротко и без прикрас.
Дуся, коренная Мархинская, рано осталась без матери, воспитывалась родной тетей Марусей – поваром в детском саду. Маруся была хорошая женщина, но не без изъяна, несколько раз в году с ней случались запои и тогда детский сад оставался без повара. Люся устроила своего Юрку в детсад когда у Маруси случился запой.
Приведя Юру в садик Люся решила посмотреть – чем же кормят детей и была приятно удивлена тем, что на завтрак в рационе были «Рябчики». На следующий день она опять посмотрела меню, «Рябчики» переместились в полдник. «Ничего себе…» – подумала Люся, – «детей рябчиками каждый день кормят». И так продолжалось всю неделю. «Рябчики» перемещались по меню, но не исчезали. На следующей неделе, вновь увидев на завтрак «рябчики», она решила спросить у воспитательницы:
– Вы действительно рябчиками кормите детей каждый день?
Воспитательница засмеялась:
– Да нет, это у нашего повара Маруси запой, вот и выкручиваемся – жарим хлеб, называется у нас это «рябчики», – с улыбкой ответила воспитательница.
– Ладно тебе языком молоть, – вынырнула откуда-то ещё одна воспитательница.
Протянула Люсе руку, представилась:
– Дуся. Я вас видела, Вы на прошлой неделе заселялись… Я соседка Ваша, наш дом сразу за Вашим будет. А про Марусю – тетю мою, Вы не слушайте. Маруся завтра на работу выйдет и все будет – и котлетки диетические и бульончик куриный.