Якутский след
Шрифт:
Так Люся познакомилась с Дусей.
Дуся – крепкая, налитая девка, сиси так сиси, ляхи так ляхи, а главное – веселая, живая, хоть и простушка, но не глупая. Уже как два года она состояла в законном браке. Её муж – Геннадий Федоров, молодой офицер из генеральской семьи, прибыл на службу из Новосибирска, где закончил Высшее Военное училище. Шатен, кареглазый, белокожий, из-под фуражки небольшие бакенбарды вьются, усики аккуратной тонкой полосочкой над верхней губой протянулись – красавец! Что еще скажешь? Дуся, как замуж вышла, спину-то сразу пораспрямила, взгляд ее приобрел «вес» замужней женщины. Через 9 месяцев родила Димку – белобрысого, щекастого, по возрасту всего на месяц старше Юрки Люсиного будет, а по размеру – на все шесть. Пацаны были определены
Так как Люся и Дуся жили по-соседству, были ровесницами, плюс дети одногодки – общие интересы сблизили их. Помогали друг другу присматривать за детьми, вместе водили мальчишек в сад. Зимой везли на санках, но только, если мороз не ниже тридцать градусов, а если температура опускалась ниже, то на себе тащили, иначе нельзя – замерзнут. Однажды, они за разговорами потеряли один «кулёк». Обнаружили пропажу только, когда дотащили санки до дому. Обронили Юру. Обронили бы Диму, точно почувствовали бы разницу: Димка – битюг, а Юрка что? – воробей и то больше будет. Темнеет зимой рано, бежали обратно практически на ощупь. Люся чуть с ума не сошла. Дуся успокаивала: «Да куда денется? Кому нужен?»
«Кулёк» с Юрой лежал на виду, хорошо, что на обочину от протоптанной дороги не завалился… «Хоть бы пискнул», – подытожила Дуся.
Историю своей любви Дуся поведала Люсе во всех подробностях и, по праву можно сказать, рассказана она была из первых уст.
Влюбился Гена в Дусю с первого взгляда, увидев ее случайно, на третий день после поступления на службу в Мархинский военный гарнизон. Представился, стал ухаживать за Дусей, и как-то враз понял, что жить без нее не может и хочет жениться на ней. Позвонил родителям в Новосибирск, объявил, что женится. Родители расстроились – не такой партии для своего сына ждали, тем более, что уже и невесту достойную присмотрели… из своих. Кто такая Дуся? – деревенская, воспитательница в яслях. А их сын – красавец, офицер, отслужит в Мархе годика три и переведут его в Новосибирск на хорошую должность, у отца связи большие. Через пару недель, после того как Гена сообщил родителям о своем решении жениться, он получил от родителей письмо, где они умоляли сына не делать глупости, не жениться на «голодранке деревенской» и кляли Дусю плохими словами. Гена это письмо спрятал в книжку и убрал на полку.
Гена был на службе, Дуся ждала его, достала со скуки «Алые Паруса» Грина, открыла книгу и наткнулась на спрятанное письмо. Чем дольше читала Дуся письмо, тем больше портилось ее настроение. Когда пришел Гена она зашлась слезами, хлюпала носом, кляла судьбу. Объявив Гене о фатальном решении покончить с собой, она сорвалась и убежала на Мархинку, не то вешаться – правда не понятно на чём, там одни кусты; не то топиться, что тоже сложновато… Мархинка – как ручей в этом месте. Гена стоял остолбеневший, ничего не понимающий, пока не увидел на столе смятое и размытое Дусиными слезами родительское письмо. Не зная, что делать и где её искать, он побежал к Дусиной тетке Марусе, чтоб та отговорила Дусю от безрассудного поступка. Гена, пока бежал, похоже сам потерял рассудок – сказал Марусе, что застрелится, если Дуся бросит его. Короче, в тот вечер Дусина тетка металась от одной несчастной к другому несчастному, уговаривая Дусю еще пожить, а Гену – не стреляться. К ночи страсти улеглись, все остались живы. На следующий день Дуся написала гневный ответ родителям Геннадия. Понаписала она там много: и как любит его, и что жить без него не может, и про то какая она хорошая… как же они смеют оскорблять её, когда они совсем её не знают? А в конце письма Дуся пригрозила, что напишет в «Комсомольскую правду» о том, какие они плохие, черствые люди. Отправила она это письмо или нет – мы не знаем, но Гена после той злополучной ночи написал и отправил родителям ТАКОЕ письмо, что когда он привез Дусю в Новосибирск, его родители встретили их с цветами и радостью на лицах.
Со свадьбой не тянули, да и зачем, когда любовь такая!
Страсти в жизни Гены и Дуси не закончились, ни после той злополучной ночи, ни после свадьбы, а скорее наоборот – бывало
Ревновал Геннадий Дусю дико. Прибежит с дежурства, как бы невзначай, сердце колотится, рукой пистолет ощупывает. Если что – пристрелю ее и его, гада. Дверь распахнет – поймал мол, а дома тишина, пирожками пахнет, Дуська в кровати вальяжная, да вспотевшая под пуховым одеялом, полусонным голосом: «Геночка, чё так рано?». Счастье, сокровище его, вот оно, рядом, руку протяни – любимая Дуська, здоровьем пышущая, и нет никакого гада с ней. И что за черти ему в голову лезут? Набросится Гена на неё, подогретый ревностью, и мнет её и так и сяк… Дуська стонет, крик сдерживает, чтоб малого не разбудить. Утолив страсть, обмякнут оба, не шелохнутся, пройдет минут пять, а кажется – вечность. Уже вскочив, застегивая впопыхах штаны, прихватывая шинель, он слышал вдогонку сонное: «Ты чё приходил-то?» Гена тихонько притворял дверь и летел на службу, окрыленный счастьем.
Однажды Гена даже порезал себя в порыве ревности. Порезал не сильно, но кровищи было много. Дуся перевязала его, каждую клеточку на «израненном» теле перецеловала, тем душу своего любимого успокоила и сама успокоилась… на месяц-другой.
И Дуся не отставала от Гены по части ревности – устраивала ему «концерты».
Было дело, бухгалтер в воинской части, молодая женщина, разведенка, попросила Гену холодильник ей привезти из Якутска. Он мог бы только солдат послать, так нет – на свою голову сам поехал. Холодильник привезли, еще в дом не затащили. А Дуся тут как тут, едва глаза бухгалтерше не выцарапала. Держали ее солдаты от греха подальше. Гена прыгал вокруг Дуси, успокаивал. Ничего не помогало. Пока она все не высказала: и что та – «прошмондовка кривоногая» и что «ни кожи ни рожи», и матерком приправляла. «А с тобой, кобелина, будет дома разговор особый».
«Эх, Люська, ничего ты не понимаешь, мы подерёмся-подерёмся сначала, а потом у нас такая любовь безумная – как в первый раз!».
Так и жили Гена с Дусей, колотясь в страстях, и по-другому не могли. За их большую любовь в Мархе за Геной и Дусей навсегда утвердилось прозвище – Ромео и Джульетта.
Аферистка
Люсю не принимали на работу в Мархинскую больницу – направление ушло в Вильнюс, Литовская ССР, куда ее распределили после окончания института. А судьба распорядилась иначе, жить она приехала в Якутию.
Люся стала обивать пороги Якутского министерства здравоохранения, добиваясь того, чтобы ей помогли трудоустроиться. Из одних кабинетов ее посылали в другие, в тех кабинетах не оказывалось нужного человека и ее отсылали туда, где она уже была и там она снова тоскливо ждала… Ее голова раскалывалась от мучительного хождения по коридорам, хаотичность передвижения людей натолкнула ее на мысль о муравейнике, где она – брошенный и никому не нужный муравей, которому не дают притащить соломку в общий дом.
На третий день беготни по коридорам ей уже не хотелось быть врачом и помогать людям. Она поняла, что в Министерстве охраны здоровья граждан, а именно так нужно понимать «здравоохранение», никому нет дела до здоровья этих самых граждан, и уж тем более никто не жаждал помочь молодому врачу исполнить клятву Гиппократа в «тмутаракани», так про себя с первых дней приезда она называла поселок Марха. И неизвестно, как долго бы она еще ходила по министерству, выклянчивая направление, если бы в одном из кабинетов в разговор не встрял хорошо упитанный, гладкий, в пиджаке и галстуке якут.
– Вы что, ума лишились? Куда она у Вас направление просит? В Сочи? Она у Вас в Марху просится, у нас кадров нехватка, никто не хочет задницу морозить, а Вы тут бардак развели.
– Сергей Николаевич, так мы по инструкции …
– По уму надо, а не по инструкции. Выдать направление!
– Мудачье, – буркнул он себе под нос, выходя из кабинета.
Впоследствии жизнь еще раз столкнула Люсю с этим человеком – Сергеем Николаевичем Протодьяконовым, замом министра Якутского здравоохранения.